Фехтовальщица - [220]

Женька взяла перчатки и вдохнула их запах – они пахли теми же духами. Потом она дотронулась до четок и спросила:

– А это зачем?

– Чтобы помнить. Жаль только, что не слоновая кость.

– И много у тебя таких «сувениров»?

– Есть кое-какие. Идем.

В спальне над камином висел тот парадный портрет, который писал с молодой госпожи де Шале художник Ласаре. На каминной полке стоял другой ее портрет. Вернее, это была фотография из журнала, о котором упоминал Эдмон. Мокрые волосы, рапира, приподнятый подбородок…

– Видишь, я говорил, что у меня будет твоя «голова», – улыбнулся он.

– Да… мне тоже нравится эта фотография.

– А вот это? – подал девушке альбомы Ласаре Эдмон.

Женька улыбнулась в ответ и, пролистнув несколько страниц, сказала:

– Это тоже нравится, как и тебе, только… Послушай, а кем ты все-таки себя ощущаешь – Эдмоном Монреем или Генрихом де Шале?

– Я ощущаю себя мужчиной, который тебя любит, а в остальном… Разве здесь ты совсем перестала быть Жанной де Бежар?

– Да, но у меня настоящие шрамы и след на шее… У тебя же нет ран, которые были на теле у де Шале.

– Они есть, но не на теле.

– Я не об этом.

Однако Женька напрасно пыталась еще раз нащупать твердую почву в хитром союзе двух реальностей, который кто-то заключил против нее вместе с профессором Монреем. Под вечер, когда Эдмон разделся, чтобы подтвердить слова о мужчине, который ее любит, она с тихим восторгом обнаружила на его теле те же самые отметины от ранений, что были и у фаворита короля.

– Это называется стигматы, – усмехнулся Эдмон, глядя, как она осторожно прикасается к запекшимся шрамам. – Штучки Окна. Отец предупреждал, что так может случиться.

– Но… но через год Генрих де Шале будет казнен!

– Что ж… значит, у меня тоже выступит шрам на шее, и тебе больше не в чем будет меня упрекнуть.

Женька сдалась и обняла, ставшее еще более родным, любимое тело.

– А ты знаешь, что у Лароша тоже красная полоса на горле? – спросила фехтовальщица.

– Не хочу слышать ни про какого Лароша! Пойдем лучше, сходим поплавать на Луару!

– Голыми!

– Конечно! Ночью там теплая вода. Хочешь?

– Хочу!

Бесшабашное ночное купание в опрокинутых в реку звездах, ласкание воды, рук и губ вернуло обоих к тому, что было понятно и не вызывало разночтений. Мягкие струи, омывающие нагие тела, были действительно теплыми, и только пальцы ног, опущенные в глубину, чувствовали холодные подводные течения.

В воскресенье Женька каталась с Эдмоном на лошадях. У него была небольшая конюшня, и фехтовальщица даже не удивилась, встретившись там с «Гиборто». Она уже привыкла к этим встречам с лицами из оконченного сюжета, однако скоро одна из них не только оказалась неприятной, но даже невольно возбудила ее фехтовальное настроение. На очередной конной прогулке навстречу Монрею и Женьке выехала другая пара на таких же ухоженных лошадях. Это был подтянутый молодой мужчина с прозрачными голубыми глазами и его спутница в охотничьем костюме – подстриженная под каре жгучая брюнетка, голову которой Женька в последний раз видела на полке у Сивиллы.

Неторопливо проследовав мимо, оба всадника сдержанно поздоровались с Эдмоном. Мужчина с прозрачными глазами при этом так взглянул на фехтовальщицу, что ей показалось, будто это не прообраз, а сама душа графа д’Ольсино нашла себе другое время для проживания.

– Это кто? – спросила девушка, провожая проехавшую пару долгим взглядом.

– Наши соседи, – спокойно сказал Эдмон. – Супруги Бонне. Камиль и его вторая жена Маргарита.

– А первая?

– Погибла. Тормоза отказали в машине.

– Ее звали Верони?

– Да.

– Чем занимается этот Бонне?

– Он президент банка в Орлеане. Здесь у него загородный дом. Вон там, видишь башенки?

– Вы не ладите?

– Не ладили. У нас была тяжба из-за земли, когда я решил здесь строиться.

– Ты выиграл дело?

– Да.

– Почему ты не предупредил меня заранее?

– Хотел отомстить за съемки у Монсо, – почти серьезно ответил Эдмон. – Давай оставим этих фантомов из твоего прошлого. Сейчас приедет моя дочь.

– Кто?..

– Она несколько раз в год приезжает ко мне. Ее зовут Жули, и как она выглядит, ты знаешь.

– А ее мать?

– Ажель. Занимается книжными продажами. Мы уже семь лет, как разведены.

– Ты ее любил?

– Наверное. Студенческий роман. Тогда все казалось любовью. Это потом я научился не регистрировать каждый раз свои скороспелые желания.

– А я?

– Ты не желание, ты – недостающее звено.

– Где?

– В моей жизни.

С Жули фехтовальщица, конечно, подружилась без труда. Девочка знала, что отец ее женится на этой девушке, но относилась к этому спокойно. Вечером Эдмон опять предложил пойти на реку. В доме был бассейн, но все трое единодушно предпочитали его скучной прозрачности живую воду с ее темными глубинами, скрытыми в них обитателями и подводными течениями.

С берега был виден дом Бонне. Устав от бурных заплывов, фехтовальщица лежала на берегу и, пожевывая сухую травинку, задумчиво смотрела в его сторону.

– Оставь, Жени, – подметив ее взгляд, – сказал Эдмон. – Камиль Бонне, хоть и образованный, но очень скучный трудяга. Он даже не остается на корпоративные вечеринки.

– Маньяки всегда выглядят тихонями.

Эдмон засмеялся и стал стряхивать со спины фехтовальщицы прилипший песок.