Федька с бывшей Воздвиженки - [20]

Все-таки, рассуждал Федька, разлегшись на кровати, с матерью ему здорово повезло. Никто не понимал жизнь так, как она. Вот, если бы и ему быть таким умным. Куда там! Здорово все про Сашку объяснила. Теперь он расскажет об этом Сережке. И про Александра Грина расскажет. Как мать встретилась с ним в коридоре...

На улице завыла сирена, и через несколько минут затявкали зенитки. Федька лежал на кровати и смотрел в потолок. Ему почудилось, что лампа качается. За окном бухали зенитки.

— Уроки, что ли, сделать? — вслух произнес Федька. Анна Васильевна все время говорит, что лучший подарок для Родины — хорошая и отличная учеба. Хе, лучший подарок! Отец сказал, что не дорог подарок — дорога любовь. Один подарок лучше, другой, выходит, хуже. Дареному коню в зубы не смотрят. Лучший подарок. Что он, когда рыл противотанковые рвы, или выгружал вместе с одноклашками дрова в порту, или выступал в госпитале перед ранеными, — подарки делал, что ли?

Эти мысли одолевали Федьку, пока он решал примеры по арифметике и списывал предложения по русскому языку из учебника в тетрадь.

Федька взглянул на часы, стоявшие у зеркала. Прошло уже почти два часа, как мать ушла. Засиделась, что ли, с корытом в гостях? Он посмотрел на конверт, прислоненный к зеркалу, и перечел адрес отца. Вот мамка обрадуется!

А когда прибежал Герка и сообщил, что в аптеку, на углу улицы Воровского, попала бомба, Федька спросил:

— А где живет знакомая тети Оли?

— С корытом?

— Ну да.

— Что ты! Далеко от аптеки!

Федька надел сапоги и полушубок.

— Ты куда? — спросил Герка.

— К аптеке.

— И я с тобой.

Они бежали по бывшей Воздвиженке, и вслед им смотрел усатый чистильщик в клеенчатом фартуке.

Дом, где на первом этаже расположилась аптека, оцепила милиция. Толпа стояла на мостовой, на тротуаре. Люди молча наблюдали, как спасательная команда выносит на носилках раненых, накрытых чем-то белым.

— Вот горе-то, — сказал кто-то сзади Федьки. — Все этажи пробила и в убежище разорвалась.

Стены дома остались целыми. Только рамы вылетели из оконных проемов. Мостовая была покрыта кирпичами, штукатуркой и битым стеклом.

— Смотри, — сказал Герка, нагнулся и поднял детскую соску. — Целая.

Из зияющей дыры в стене показались двое мужчин, несущих носилки. На носилках лежал, по пояс укрытый одеялом, мальчишка лет десяти. Глаза его были открыты. Какая-то женщина метнулась к носилкам, упала на мальчишку и стала целовать ему щеки, губы и глаза и приговаривать:

— Ой, Коленька! Ой, кровинка моя! Живой! Живой!..

Двое милиционеров подняли женщину под руки, и та послушно встала, взялась одною рукою за парусиновый край носилок, а другой вытирала слезы.

— Если Ирина Михайловна была там, — сказал Герка, — она тоже останется живой. — Он посмотрел в Федькины глаза.

— Ага, — ответил Федька. — Ты знаешь, где живет эта тетка с корытом?

— И правда. Пошли к ней.

Они пробежали метров сто по улице Воровского, зашли в какой-то дворик, подошли к одноэтажному обшарпанному деревянному домику и остановились перед дверью, обитой клеенкой. Герка пошарил глазами по доскам, нашел звонок и нажал на кнопку. Им открыла пожилая женщина.

— Корыто, — несмело произнес Герка.

— Ну да, Ольга всегда что-нибудь наврет. Два часа жду, а никто за корытом не идет.

— Никто? — спросил Герка.

— Никто.

Федька побледнел, сказал зачем-то «спасибо», повернулся и медленно пошел по двору.

Они постояли у аптеки еще полчаса и пошли домой. У Большого Кисловского усатый чистильщик поглаживал длинные усы, смотрел на ребят и вздыхал о чем-то своем.

Остальное Федька помнил смутно. Он зачем-то вертел в руке соску, подобранную Геркой у аптеки, и сидел на кровати. Глядел он не в окно, а куда-то в себя. И от этого неподвижного взгляда Герка терялся, суетился по комнате, зачем-то переставлял с места на место стулья и посматривал в окно.

— Ты, Федьк, не бойся, ладно? Не бойся, — приговаривал Герка, словно успокаивал не друга, а самого себя. — Чес слово, все будет хорошо.

— Ага, — говорил Федька. — Может, она на работу поехала?

— Конечно, поехала.

Герка не представлял, для чего Федькиной матери нужно ехать на работу, но он не мог вслух предположить другого. Просто боялся.

Федьку начал бить озноб. Внутри бил, от напряженного ожидания. В комнате стало темно, и в вязком тумане перед Федькой возникло лицо тети Оли.

— Где мама? — спросил Федька и не узнал собственного голоса.

Тетя Оля проплыла по комнате и прижала Федькину голову к себе. Федька почувствовал на щеке шершавое прикосновение ее платья. Словно он провел по стене щекой, где у выключателя отвалилась штукатурка. Но Федька удивился не этому прикосновению, а тому, что тетя Оля вдруг затряслась. Почему она так затряслась и задрожала?..

Потом в центре комнаты — Федька уже не помнил, сколько времени прошло — на обеденном столе поставили гроб. Человек, лежавший в гробу, был накрыт простыней. Федька услышал, как стукнулся об пол угол кушетки. Он оглянулся — там сидела его тетка. Все разговаривали шепотом. Вот появился и Сережка, хмурый и молчаливый.

И чего они все уставились на гроб? Федька вспомнил, что во сне он иногда видел себя мертвым. Один Федька лежал в гробу, а другой, живой, смотрел на мертвого Федьку.