Фаворитки французских королей - [44]

По прибытии герцогини Карл V лично сошел к самому подножию парадной лестницы дворца в Алькасаре. Французская посланница была в трауре по недавно почившему супругу и потому предстала перед ним по обычаю тех времен ^[133]во всем белом. Лицо ее заливали слезы. Император обнял ее и, произнеся несколько вежливых слов, проводил к постели больного. Как угадать, что происходило, что творилось в душе пленника, когда перед ним, сломленным, униженным и раздавленным физическими и моральными страданиями, почти полумертвым, вдруг появилась, как ангел с неба, женщина, всегда бывшая его лучшим другом и самой верной утешительницей. Сейчас он испытал радость и боль, лишь усилившие его жар, и три дня спустя состояние его стало критическим. На следующий день (24 сентября 1525 года) он впал в полную прострацию, „лишившись сил и потеряв последнюю способность слышать, видеть и говорить“. Врачи заявили, что надежды больше нет.

Теперь Маргарита, не надеясь более ни на одно из средств, доступных человеку, уповала лишь на доброту Бога всем жаром своей истинно верующей души, и Бог не оставил ее. В комнате, в которой без чувств покоился король, она велела возвести украшенный атрибутами веры алтарь. Дамы из ее свиты, и спутники несчастного монарха соединились вместе, архиепископ Амбренский читал мессу, и под сводами мрачного донжона раздавались слова священных песнопений (псалмов). При звуках нежных, сладостных для духа мелодий больной пришел в себя — к нему вернулись чувства. Летаргия миновала. И в этот самый миг Маргарита предстала перед ним подобно образу Родины, явившейся утешить своего короля. Молитва Маргариты Наваррской, сестры Франциска, оказалась небесполезной. Ее брат был спасен. Болезнь отступила. И лишь когда король почувствовал себя совершенно выздоровевшим и окрепшим, она покинула его, дабы следовать на переговоры с давно ее ожидавшим Карлом V, которые следовало провести в Испании. Бургундский вопрос по-прежнему оставался камнем преткновения, о который разбивались все инициативы сторон. Император настаивал на том, чтобы Франция передала ему Бургундию, Осон, Макон, Оксер, Бар-сюр-Сэн, земли вдоль берегов Соммы, Турнэ, Фландрию, Артуа. Кроме того, французский король должен был отказаться от своих прав на Милан и Неаполь и от претензий на Арагон. Но самым прискорбным было требование императора амнистировать коннетабля-изменника Жоржа де Бурбона с непременным возвращением тому всех земель, владений, почестей и званий, на что Франциск ни за что не хотел пойти. Помимо этого император требовал передачи под его власть феодального сюзерена короля Наварры Генриха д’Альбре, Робера де ля Марша и некоторых других вассалов французской короны.

Исходя из всего вышеизложенного переговоры пленника с победителем обещали быть не такими уж и легкими. И всю тяжесть их возложила на себя Маргарита Наваррская. 3 октября она прибыла в Толедо, сопровождаемая двадцатью дамами своего двора. Когда конная кавалькада вступила в ворота города, император вновь лично вышел ей навстречу и оказал самый любезный прием, но, узнав, что она не привезла ему согласия на передачу Бургундии, столь же любезно прервал переговоры. Но это вовсе не обескуражило госпожу Маргариту.

Как сообщает нам Брантом, она предстала перед Королевским советом Испании и „там восторжествовала своим красноречием и красотой над самыми чопорными и несговорчивыми грандами, склонив к себе слух самых суровых и жестоких душ“. Она ездила из Толедо в Мадрид, из Мадрида в Гвадалахару, резиденцию герцога Инфантадо, проявившего в этом деле такой интерес к делу Франциска I и такое расположение к госпоже Маргарите, что самому герцогу и его сыну королем было прислано официальное пожелание более ни о чем и ни при каких обстоятельствах не разговаривать с герцогиней Алансонской. „Слава Богу, дамы для меня по-прежнему не запретны, — писала она в письмах той поры, — и с ними я буду говорить за двоих“. Женщина, к которой она обратилась, была сестра Карпа V, Элеонора ^[134], вдова короля Португальского, на которой как раз в это самое время должен был жениться коннетабль де Бурбон. Элеонора Австрийская горячо возражала против таких планов, говоря брату, что „никогда не выйдет замуж за предателя, погубившего короля Франциска“. И Карл заподозрил, что его сестра питает не самые дозволенные чувства к пленнику. Он не ошибся, ибо Элеонора, не в состоянии более терпеть, что предмет ее страсти заключен в башне, написала Луизе Савойской: „Ах, мадам! Если бы в моей власти было освободить короля!“.

Эта фраза и подала регентше мысль о довольно оригинальном мирном договоре: Франциск уступит Карлу V одну Бургундию, дабы удовлетворить гордость императора; но Элеонора получит эту провинцию в приданое и вернет ее королю Франции, выйдя за него замуж“ ^[135].

Итак, чувства Элеоноры стали известны сестре Франциска и, хорошо понимая, какую выгоду они несут, она тут же с жаром принялась за дело, решив во что бы то ни стало, устроить брак короля с этой принцессой. Положение пленника отныне становилось не столь безнадежным, хотя перед ним по-прежнему маячила перспектива либо вечного плена, либо тягостного и постыдного договора.