Фарт - [91]

Спустя несколько часов Шандорин на своей печи первым начал выпуск стали.

Из заводоуправления вызвали Подпалова, и он сейчас же, запыхавшись, пожаловал в цех. На мостовом кране подали ковш. Инженеры столпились на мостике, у выпускных отверстий. Подручный Шандорина взял шест, приготовляясь пробивать выпускное отверстие. Красный и злой, расталкивая столпившихся у поручней мостика, выбежал Севастьянов. Не отвечая на вопросы, он подошел к перильцам и, перегнувшись, посмотрел, готов ли для него ковш. Он снова опоздал. Шандорин закончил плавку первым, и Севастьянов беспокоился, как подадут ковш для его печи.

Подойдя к нему сзади, Соколовский положил руку на его плечо.

— Не брыкайся, Геннадий, тележка готова, — проговорил он. — Как у тебя?

Тележку с ковшом уже толкал к мартеновским печам маленький паровоз. Убедившись в этом, Севастьянов вздохнул и сказал вопросительно:

— Минут на десять опоздал?

— Да готово у тебя, что ли? — сердито спросил Соколовский.

Муравьев, который успел сходить к печи Севастьянова, закричал из прохода:

— Севастьянов может выпускать. Ковш готов?

Севастьянов быстро обернулся и пошел к своей печи, вытирая пот со лба.

— Характер, черт! — сказал Соколовский и побежал за ним.

Подручный Шандорина пробил выпускное отверстие, металл хлынул в ковш. А через десять минут выпустил сталь Севастьянов.

После выпуска металла был организован митинг во дворе, возле мартеновского цеха. Муравьев не стал дожидаться его конца и пошел домой.

ГЛАВА XXXV

Но что же произошло с Верой Михайловной?

В завком Веру Михайловну привела Подпалова. Зинаида Сергеевна выполнила свое обещание, данное за ужином у Турнаевых. Но сделать это было гораздо труднее, чем она предполагала в тот вечер.

В тот вечер у Турнаевых решение Зинаиды Сергеевны остаться в Косьве было так свежо, и она так переживала свое решение, и настроение у нее было такое светлое и радостное, что ей, так же как Давыду Савельевичу, представлялось нелепым, чтобы кто-нибудь «просто» отказывался работать. «Соколовскую, наверно, обидели чем-нибудь, и теперь она отказывается из-за самолюбия. Ее можно уговорить. Ее нужно уговорить; и постороннему человеку, если он сумеет найти верные товарищеские слова, может быть, убедительные примеры, удастся это скорее всего», — думала тогда Зинаида Сергеевна. Ей казалось, что иначе и быть не может, как раз ее печальная история и послужит убедительным примером.

Зинаида Сергеевна начала помогать Турнаевой и другим женщинам организовывать концерт. Ей пришлось взять на себя общее художественное руководство, потому что руководитель драматического кружка, осуществлявший его раньше, был недостаточно опытен. Беспокоило ее и собственное выступление. Репертуар ее был очень стар — может ли он заинтересовать зрителей? — а нового в Косьве не удавалось раздобыть. Несмотря на беспокойство, Зинаида Сергеевна взялась и за порученную ей Турнаевой работу; она познакомилась с заводскими яслями и с детскими садами и даже, успев определить, что заведующая садом № 2 нерадивая и грязная работница, потребовала в завкоме ее отставки.

А вот с Верой Михайловной ей не довелось познакомиться.

Как-то Марья Давыдовна показала ей на улице Соколовскую. Зинаида Сергеевна, Турнаева и Шандорина шли по теневой стороне по улице Ленина, в завком. Было два часа дня. Марья Давыдовна увидела Соколовскую на другой стороне улицы. В оранжевом платье, ярко освещенная солнцем, Соколовская сворачивала в переулок. Марья Давыдовна предложила позвать ее и познакомить с ней Подпалову. Но Зинаида Сергеевна отказалась.

— Так ничего не выйдет, Марья Давыдовна, — сказала она, — встретиться нужно как-нибудь невзначай, как-нибудь случайно.

— Пошла к портнихе, — сказала Шандорина, провожая взглядом Веру Михайловну. — Я Соколовскую знаю. Пустая женщина. Тряпки да шляпки — вот и весь интерес.

Зинаиде Сергеевне стало обидно за Соколовскую. Что за строгий приговор! Она, Зинаида Сергеевна, сама была почти такой же. Но она промолчала. Она решила идти напролом.

— Была не была. Завтра утром ворвусь прямо к ней на квартиру, — сказала она.

— К Вере Михайловне? — с сомнением спросила Шандорина.

— Да, — сказала Зинаида Сергеевна, — к ней.

Так она и сделала.

Она застала Веру Михайловну за обеденным столом. В потертом шелковом халатике, недовольная и заспанная, Вера Михайловна перемывала посуду. В хозяйстве Соколовских посуды было много. Первоначальное пристрастие Веры Михайловны к ней приобрело в дальнейшем практический смысл: в течение шести-семи дней, насколько хватало заготовленного запаса, Вера Михайловна не притрагивалась к грязной посуде. Потом наступал день, когда она вставала раньше обычного в настроении дурном и раздражительном и перемывала все скопившееся за неделю. В такой злополучный час и попала к ней Зинаида Сергеевна.

— Простите, что я так бесцеремонно, — сказала она, входя. — Иннокентий Филиппович так много рассказывал о вас и о вашем муже, что я как бы давно знаю вас. Моя фамилия — Подпалова.

Вера Михайловна обтерла полотенцем руки, покрасневшие от горячей воды, и сказала:

— Я вас тоже давно знаю. Вы бывали здесь, верно? Год или два назад. Я тогда вас и видела.