Фарт - [133]
— А что, в конце концов, произошло? — вопросом на вопрос ответил Люсь.
Он помнил, что перед тем, как потерять сознание, он увидел зеленую кофту и платок Лены Соколковой, и немецкую рожу вблизи нее, и Хахалина, который перестал стрелять от изумления… Но что же дальше?
— Ему нельзя волноваться, — сказал военврач второго ранга, подходя из глубины палатки.
Но так всегда говорят врачи, и Люсь ответил:
— Кругом марш! — И, ответив, он понял, что голос у него не такой, каким можно отдавать приказания. И он произнес просительно: — Хахалин где?
Кутовой взглядом показал на соседнюю койку.
— Ранен? Тяжело?
— При нем наповал убило эту девушку. Если бы не она, тебе бы несдобровать. А его не сильно… — прошептал Кутовой.
Люсь замолчал. Лена Соколкова спасла ему жизнь, а он этого даже не видел. Жаль Хахалина. Бедняга. Может, лучше было бы сразу ему рассказать, что они с Шеффером встретили Соколкову.
— Но а все-таки, как же все это раскрутилось? — спросил он снова.
Врач пожал плечами и отошел.
— Произошло то, что сперва на подмогу прибыл Моликов. Он собрал на капе кого только мог: писарей, обозников, даже повара Житихина… Ну, и мы с начштабом… А потом подошла смена семнадцатой эсде и с хода так толканула Гитлера, что, кажется, уже Урчеево в наших руках. У него, я слышал по телефону, был бетон даже на переднем крае. Вышибли! А наши дела теперь тихие. Командование приказало чиститься, оправляться, ждать пополнения и окончания ремонта во втором дивизионе. А вот в отпуск тебе так и не пришлось съездить.
— И правильно. И не смел я думать об отпуске. Разве в бессрочный, к предкам…
— Товарищ майор, а чем вам госпиталь не отпуск? — отозвался начальник санчасти, сидя за своим столом.
— Куда я ранен? — спросил Люсь.
— Да пустяки, — сказал Кутовой и вдруг заторопился: — Мне еще надо на вторую батарею сходить. Она ведь и сейчас работает. Слышишь? Ну, пока!
Шеффер пошел вслед за военкомом, а Люсь лежал, прислушивался к артиллерийскому гулу и думал о том, что еще ему предстоит узнать.
Наступил вечер. Хахалин давно проснулся, но ни о чем не говорил. Молча он поел, когда Житихин принес в палатку свои коронные блинчики с яблочным повидлом; к сожалению, повидло пострадало — в него попал песок.
Люсю есть не хотелось, да ему и не предлагали еды.
— Осипцов еще не приходил? — шепотом спросил Люсь Житихина. Хахалину он не хотел напоминать, что в мире еще существуют близкие, существует почта, которую принесет Харитон Осипцов.
И Житихин ответил ему так, точно он уже несколько раз спрашивал, нет ли Осипцова с почтой. И Люсь собрался с мыслями и вспомнил точно, что он уже несколько раз спрашивал об Осипцове. Что-то такое странное происходило у него с головой.
А на дороге, по которой должен был подъехать Осипцов, стоял лейтенант Шеффер и поджидал экспедитора.
Когда экспедитор в обычный свой час показался на дороге, Шеффер схватил под уздцы его потную лошадь и сказал:
— Сегодня, Осипцов, почта запоздала. Ты еще не приехал. Иди потихоньку ужинать и ложись спать.
Харитон Осипцов сидел в седле и непонимающими глазами смотрел на лейтенанта.
— Ну, чего смотришь? Иди кушай и ложись спать. Ведь майору сегодня писем нету?
— Нету, — сказал Осипцов.
— Ну, а он ждет, а ему нельзя ждать. И мы ему сказали, что почты сегодня не будет. А завтра начштаба привезет и даст для майора письмо. Письмо от ребенка нетрудно изготовить. У них почерк еще не выработался. А сегодня мы не успели.
— Да что у вас здесь произошло?
— Была война, братец. Майора тяжело ранило. Он еще и не знает об этом. Терентьеву письма есть?
— Есть.
— Убит Терентьев. Воропаеву есть? И Воропаев убит. И Клейменов убит. Иди, брат, кушай и ложись спать.
— Вот так дела! — сказал Осипцов. — Как же это все случилось?
— Так и случилось. Иди-ка пока что кушать и ложись спать. Нельзя сегодня раздавать почту.
— Вот так дела! — повторил Осипцов и взглянул на лейтенанта. — А вам, товарищ адъютант, отдать письмо?
— Мне? — воскликнул лейтенант Шеффер. Он протянул руку за письмом и отдернул ее. — Нет, Осипцов, мне тоже отдашь завтра. Иди ужинай и ложись спать.
Он пошел в штабную землянку, думая о том, от кого письмо — от матери из города Аральское Море или от невесты из Куйбышева?
1942
ПОХОД К БОСФОРУ
ГЛАВА I
Империалистической войне шел третий месяц.
Немцы уже заняли Калиш и Ченстохов, пушки гремели от Балтийского моря до Карпат, и беженцы, беженцы, босые и изможденные, с жалким скарбом на скрипучих телегах плелись на голод и нищету в восточные края.
Война напоминала о себе повсюду: у воинских присутствий с утра до ночи толпился народ, на площадях и скверах новобранцы в необмятых рубахах кололи штыками соломенные чучела, по дворам ездили на подводах сборщики металлического лома, и горожане в патриотическом порыве вытаскивали из чуланов обручи от бочек, позеленевшие бронзовые бюсты, дырявые кастрюли, разбитые оловянные пепельницы, треснувшие печные плиты, гири для гимнастических упражнений, сломанные топоры. Жирные траурные заголовки «Европейская война» пестрели на газетных страницах. Изобильный малиновый звон офицерских шпор на улицах, вдовьи слезы — все напоминало о войне. О войне напоминали первые раненые в лазаретах. В серых халатах поверх белья они висели на решетках оград и выпрашивали папиросы у сердобольных прохожих. О войне напоминали благотворительные базары, устраиваемые под высоким попечительством сановных жен, сборы на беженцев и сирот и обилие военных заказов на заводах.
