Фантастическая политика и экономика - [33]

Или даже отцу — мужичок этот выглядел лет на сорок.

— Нигматуллин? Уф-ф… Отлегло. Не к нему, похоже.

— Нигматзянов я.

— Один хрен, что так, что этак. Учитель, правильно? Значит, тыща с тебя. По-быренькому — тыщу. И мужичок расстегнул и раскрыл перед ним свою сумку, почти доверху наполненную купюрами.

— Не понял…

— Что тут непонятного, учитель? Зарплату получил? Плати налоги.

Заплати — и спи спокойно! Черт! Совсем забыл о зарплате в этой суете первых дней работы!

Пусть там совсем немного еще — что там за неделю-то насчитали — но все же деньги какие-то.

— Не получил, — твердо сказал Петр Иванович и шагнул обратно на крыльцо школы. В кабинете меланхолично смотрящего в экран компьютера директора он получил по ведомости свою зарплату за отработанную неделю, расписался, где указали. Только вышел на крыльцо — та же троица маячит.

— Ну, теперь-то уже получил? Тыща с тебя, Нигматуллин!

— Нигматзянов я.

— Какая, нафиг, разница, а? Слушай, ты нас тут не задерживай. Нам еще весь квартал идти — по каждому киоску стучать.

— А за что же с меня — тысячу?

— Блин… Нездешний, что ли? За все! Налог это, понятно?

Подоходный и он же — подушевой. С учителей — по тыще. Плоская шкала, понятно?

— А вы кто, налоговый инспектор? — неуверенно хмыкнул учитель.

— Пацаны, да он смеется! Гля!

— Нет-нет-нет! — поднял руки Петр Иванович. — Я тут вовсе приезжий, так что не в курсе просто. Так, значит, киоски… И учителя? Да?

— Все, приезжий ты наш человек. Все должны платить налоги. Закон такой. А кто не платит — тот потом все равно платит. Но гораздо больше. По другой шкале. Понял, нет?

— Я сегодня как раз урок проводил по налоговой политике…, — задумался Петр Иванович Нигматзянов, учитель общественных наук. — Там еще рассказывал ученикам, что на налоги эти милиция содержится, а еще…

— Ты совсем лох, да? Какая тут, нафиг, милиция? Кто их здесь, блин, содержит? Кому они, волки, нужны? Город держит Петрович, ясно?

И порядок весь — от Петровича. И школа эта твоя — от Петровича. Вот и ребята со мной — они тоже от Петровича. А я — кассир. И тоже от Петровича. Так что — тыща с тебя, учитель. И всем будет хорошо. И тебе, и мене, значит, и парням этим, и Петровичу, и всему нашему городу. У нас тут преступности никакой вовсе нет — потому что милиции нет. Ясно? Ну, быренько, быренько. Хватит тут разговоров — нам еще вон сколько киосков обстучать!

Кто отвечает за все

— Вашу повестку, пожалуйста! И паспорт тоже. Это для заполнения всех необходимых форм.

— А что случилось? Чего вдруг вызвали?

— Ничего не случилось. Не волнуйтесь. Все по закону. А закон — он не только карает, но и поощряет. И просто — ограничивает и направляет. Сидящий за простым канцелярским столом чиновник с очень прямой спиной, как будто в специальном корсете, говорил негромко, четко, размеренно. Как врач-психиатр на приеме, который выдает справки на обучение или на оружие. Оставалось сидеть и смотреть по сторонам. Хотя, смотреть было практически не на что. Портрет президента на стене за спиной чиновника улыбался мне с прищуром и каким-то намеком на некую с ним общность. Так улыбаются давно знакомые люди в толпе, когда нельзя просто кричать: привет, Саня, как дела, куда-откуда и так далее. А вот так, улыбнуться со значением, с прищуром, кивнуть — и уже понятно, что свои люди. Что виделись, знакомы, что отношения у нас хорошие. Что…

— Так. Прочитайте, пожалуйста, проверьте тщательно все графы, сверьте с документом, — чиновник оторвался от своей работы и протягивал мне какую-то бумагу, испещренную голограммами защиты и просвечивающую водяными знаками.

— Да ладно, — сказал я. — Что я вам, не доверяю, что ли?

— Вы что? — неподдельно удивился чиновник. — Причем здесь доверие? Это же государственное дело! Слово «государственное» он произнес так, что даже дух перехватило. И глаза этак — чуть кверху. И потом головой… Мол, понятно, да? Это не игрушки. Так. Так. Я читал, сверяя с паспортом. Есть такая привычка у меня, да и у многих, наверное. Дали читать, попросили сверить — вот и сидишь, сверяешь. Даже как-то стыдно, что ли, как с маленьким. Все мои данные были записаны правильно.

— Ну, тогда вот тут распишитесь. И еще вот тут, — чиновник показал, где надо расписаться на этой красивой бумаге, а еще подложил мне под руку толстую книгу, криво разграфленную шариковой синей ручкой. Там тоже была моя фамилия и паспортные данные. Стояла сегодняшняя дата. И было место для подписи. Ну, а кто бы не расписался в такой ситуации? Вот вы бы не стали расписываться, раз стоит ваша фамилия и место есть для подписи?

— Так, так и так. Ага. Все в порядке. Это нам, — потянул он к себе тетрадь. — А это — вам.

— И что это?

— Так вы за что расписывались? Даже и не прочитали, что ли? Вот народ пошел… Ничего не боится! Просто дети. Только теперь я обратил внимание на плотный текст черным по голубому под моей фамилией на роскошном бланке. Там было написано…

Там было написано…

— Извините, я очки… Очки я не ношу постоянно. Обычно только по утрам да иногда вечерам, когда глаза еще не проснулись по настоящему или когда уже устали на работе. А так-то и читаю я и смотрю вокруг без очков. Но в данном конкретном случае показалось, что плохо разбираю.