Фантастическая политика и экономика - [32]

Опаздываем! Мы можем сейчас только отгородиться, поднять колючую проволоку, поставить кордоны, объявить карантинную зону. Но как только собираются тут нормальные ученые, открываются лаборатории, вон, как у нас, так уже и поздно — зараза успела перекинуться дальше. Мы просто все время не успеваем…

— И запомни, — вмешался капитан, который этих лекций уже столько наслушался, что сам знал наизусть. — Бешеная собака не потому кидается на всех, что с ума сошла, нет там никакого ума и не было, а потому что вирусу надо размножаться. И народ не с того ни с сего собирающийся в толпы — он ни в чем не виноват. Это все вирус. Так и относись к ним. Они просто больные люди. А лекарство пока нет. И чем все закончится — неизвестно. Но если бешенство не лечить — смерть. А как лечить то, против чего еще нет лекарства? Вот и пытаемся хотя бы здоровых отделить, спасти… Эх. Скорей бы зима…

— Да, зимой бешенства фактически не бывает, — подтверждает военврач. — Кстати, и знаменитая Эбола — она тоже только в тепле и жаре. … Рано утром, когда самый сон у ночной смены, а дневная еще не поднялась на службу, весь карантин взбунтовался. Матрацы были брошены на колючую проволоку. На заборе сидел верхом Степан и кричал солдатам в масках, стуча себя в грудь:

— Ну, стреляйте в меня, стреляйте! Вы же настоящие солдаты, а не хрен собачий. Вам ведь положено стрелять в гражданских, да?

Стреляйте в безоружных! Они и стреляли. Стреляли в воздух, пугая. Кто же будет в гражданских? Это потом называется — военное преступление. За это суд и долгое заключение. В том случае, если уцелеешь, конечно. Вон, толпа местных уже сзади поджимает. Они за своего парня порвут всех в клочки. И не спасет тебя то, что перед этим ты положишь человек десять или даже двадцать. Ни им, ни тебе от этого легче не станет.

— Отходим! — командует капитан.

— Отходим! — дублирует молодой лейтенант своей смене. В колледже на кровати остался один человек. Вернее, уже не человек — тело. Ночью толпой навалились, подушку на голову, придавили. Все. Нет этого засланного казачка, что эпидемиями пугал и призывал ждать конца карантина. Толпа с ревом рвет палатки и раскидывает лотки с инструментами, радостно поджигает временные казармы. Машины с военными и врачами пылят вон из города. …

— А, может, они все правы? Ну, сами подумайте, у нас же тут свободная страна? Демократия, так ведь? На каком основании мы тут ограничиваем их в личной свободе? Решения суда не было. Эпидемиологи пока ничего не обнаружили. Так может, все верно они бунтуют? А мы, выходит, совсем наоборот? Против демократии и свободы и либеральных ценностей? Капитан насторожился, прислушиваясь.

— Я не для того в университете учился, чтобы потом меня ставили в свой народ стрелять…

— Чего-чего? Кто это тут в свой народ стрелять собрался? Кому такую команду давали? Ты чего, лейтенант? На тебе погоны, ты у нас под присягой… Забыл все на свете? Включай мозги! А военврач уже маску изолирующую натягивает — он первым понял, что лейтенантик-то кончился. Где-то ведь успел прихватить заразу.

Где-то вляпался по самые уши. И хорошо, если он один.

— Сдать оружие!

— Ага, прямо вот сейчас, — лейтенант делает неприличный жест рукой.

— Арестовать его! — командует капитан. Солдаты неуверенно переглядываются. И тут уже лейтенант — это его смена, его взвод:

— Нет, уж. Все совсем наоборот. Арестовать его! И всех арестовать, кто причастен! Мы — с народом! Капитана уводят. А военврач-то успел. Старый он, тертый, опытный.

Пылит вдали зеленая машина.

— Догнать? — спрашивает сержант, прищуриваясь на солнце, будто целясь.

— Не надо. Никуда он не денется от народного гнева. Выдвигаемся к городу. Мы должны защищать свой народ. Командуй, сержант.

— Есть! Батальон, стройся! Колонна движется к городу:

— Мы с вами, — кричат из кузовов. — Мы с народом!

— Ура! — кричит народ. Девушки кидают цветы. Лето. Тепло. … В далекой столице на огромной карте генерал заштриховывает толстым маркером еще один район.

— Опаздываем. Опять и везде опаздываем. Ничего не успеваем.

— Может, выжечь все? — буднично спрашивает адъютант. — Поднимем авиацию…

— Поздно. Болезнь уже здесь, в столице. Не сдержали мы эпидемию в провинции. Надо успеть сообщить всем соседям: пусть закрывают границы. Тут мы не справились. Уходим. Есть еще чистые районы. Есть лаборатории. Есть, наконец, укрепленная база. Может, успеем хоть что-то, хоть как-то… В двери ломятся здоровенные возбужденно матерящиеся десантники:

— Всем стоять! Именем народа — все арестованы! Да здравствует революция!

Заплати и спи спокойно

— Петр Иванович, что ли? Откуда-то сбоку выскочил суетливый мужичок с сумкой через плечо.

За ним маячили два угрюмого вида громилы с чем-то тяжелым в руках.

Вроде дубинок, что ли. И кобура еще у каждого на виду.

— Ну, я… Петр Иванович остановился в растерянности. Чего ждать? Сразу по голове? Или сначала врежут в живот, потом повалят, а потом будут долго и старательно возить в грязи прямо под окнами школы? Это была новая для него школа, новый для него город. Он никого еще не знал здесь и спокойно рассыпал честные, как он считал, отметки в журнал и дневники учеников. Вот, наверное, пожаловался кто-то старшему брату.