Фамильный шрам - [4]

Горящего в ночи венца,

Окаймлена наполовину.

Померкли Рим, Париж, Берлин,

Один остался господин.

Шумит дворцовое веселье,

Дает императрица бал.

Браслеты, кольца, ожерелья

Горят в огнях среди зеркал.

Шуршат роскошные наряды,

А следом пламенные взгляды.

Всяк, двинувшись вперед шажком,

Следит, глаза скосив тайком.

И только бравые гусары,[57]

В улыбках души обнажив,

На зависть тех, кто уж плешив,

Вальсируют, забыв сигары.[58]

Судьба балует смельчаков,

Лишая толстых кошельков.

Невесты пышными рядами

Вздыхают молча у колонн.

Поручик томно шепчет даме

О том, как страстно он влюблен.

Судачат кумушки о браке

Мужчины стройном в черном фраке,

Что взял в приданное завод

И нынче славно заживет.

А девушки хранят молчанье,

Чтоб не нарушить этикет,

В руках лишь веер и букет,[59]

В блокноте – танцев расписанье.

Где имена стоят рядком,

И кто-то вычеркнут тайком.[60]

С четой родителей Алешка

Впервые тоже зван на бал.[61]

В большой карете, не на дрожках,[62]

К дворцу степенно подъезжал.

У входа суетятся слуги,

От факелов светло в округе.

Играет пламень на штыках

И у гвардейцев на щеках.

Шум голосов, как гул сраженья,

По коридорам нарастал,

Когда же дверь открыли в зал,

Он не сдержал вздох удивленья.

Да, все когда-то в первый раз

Дается каждому из нас.

Кружатся пары в вальсе венском,

И всем слышна издалека

В убогом крае деревенском

Австрийца нотная строка.[63]

Блистают дамы совершенством,

Невесты – будущим блаженством.

Теснит мундир нахрапом фрак,

Как боцман в кубрике салаг.[64]

Едва касаясь эполета

В перчатке узкая рука

Так невесома и хрупка,

Что из бойца творит поэта.

Взгляд озорной прекрасных глаз

Мужчин пленяет всякий раз.

В честь возвращенья из похода

Отряда русских кораблей

Семейный бал. Вот нынче мода —

Звать в гости взрослых и детей.

Освоившись, они мелькали

Везде, а в танцевальном зале

Кружились в парах, строже став,

Как то предписывал устав.

У юношей на бледных лицах

Надменность спрятала азарт.

Уже родился Бонапарт,

Мечтавший славою упиться.

И дух великих перемен

Витал среди дворцовых стен.

Но близость ангельского лика

И томный взгляд из-под ресниц,

Как вспышка солнечного блика,

Стирали множество границ.

Рука на талии немела,

Касаясь девственного тела,

И выдавал сердечный ритм,

Что он ее боготворит.

Казалось, спали музыканты,

Иль вписан в ноты лишний такт.

Сбивался с шага, как простак,

Запутавшись в простом анданте.[65]

Но танцевальный этикет[66]

Всех выручал, подав совет.

Средь прочих пар закончив танец,

Алешка сдержанно кивнул.

Пылал предательский румянец

От носа до широких скул.

Он ей открылся в центре зала,

Чтоб по дороге все сказала —

Взаимно чувство или нет,

Но девушка молчит в ответ.

В его глазах блестит обида,

И кажется, что шум вокруг —

Насмешки всех ее подруг,

Готовящих ему корриду.

От улюлюканья толпы

И бык взметнется на дыбы.

Рука в перчатке белоснежной

Туманом на его руке

Лежит в прохладе безмятежной,

Уснув от ветра вдалеке.

Так невесома и беспечна,

В изящных формах безупречна,

Для поцелуя создана,

Одарит ласкою сполна.

И с каждым шагом до колонны,

Где ждет партнершу ее мать,

Он начинает вновь мечтать,

Что встречен будет благосклонно.

И чувства вспыхнут в резонанс,

И новый вальс подарит шанс.

Но нынче в танцевальной книжке[67]

Уж записей свободных нет.

Судьба противится парнишке

Сегодня получить ответ.

Померкли свечи в пышном зале,

И музыка слышна едва ли.

Он одинок среди толпы,

И все мечты его глупы.

Пылают щеки от позора,

Отвергнут на глазах у всех,

Казалось, близок был успех,

Но все утеряно так скоро.

Кто мог из нас в пятнадцать лет

Прожить с позором, шедшим вслед.

Пусть так, и он теперь в раздоре

С той, что мерещилась во снах.

Искать ли виноватых в ссоре,

Когда весь мир повержен в прах.

Скорее прочь из душной залы,

И в клочья эти мадригалы.

Но рядом голос: «Алексей,

Что, брат, фиаско жизни всей?»

Дыханье враз перехватило,

Заледенело все внутри,

И будто разом звонари

Ударили, что было силы.

Узнавший пламенный секрет

Над нами властен много лет.

Глаза сверкнули, как кинжалы,

И заиграли желваки.

Ухмылкою воображалы.

Сражен Алешка по-мужски.

«Изволите смеяться, сударь?» —

«Ой, страшно. Шел бы ты отсюда!»

И подпевал нестройный хор

На издевательства был скор.

«Вы оскорбили дворянина!» —

Рука рванулась, но эфес

Был дома, волею небес

Пыл охладив гардемарина.

Враги. К чему здесь канитель.

Был брошен вызов на дуэль.

Нашлись обоим секунданты,

Оружьем выбраны клинки.

Сошлись в подробностях педанты

Наутро биться у реки.

Круг посвященных клятвой связан

О том, что встретятся под вязом[68]

Бретеры в утренний туман[69]

И не придет тот, кто не зван.

Обоих душит жажда мести,

И не страшит большой скандал,

А выжившего – трибунал.

Что жизнь? Ведь речь идет о чести!

Никто не спросит, сколько лет,

Коль шпагу взял иль пистолет.

* * *

Глава VI

Остаток ночи сонный Питер

Глаз не сомкнул, как часовой.

Он ждал, когда с небес Юпитер

Уйдет с рассветом на покой.

Оставив утренней Венере[70]

В ее излюбленной манере

Явиться в ореоле чар,

То вдруг – Инанной, то – Иштар.[71]

Блистать на грани дня и ночи,

Даря неспящим миг любви

В объятьях верных визави,

Что вздоха жаркого короче.

Мы все романтики, когда

Сияет в сумерках звезда.

Алешка думал о дуэли,

Всю ночь сомненьями томим.

Казалось, пальцы онемели,

Чтоб не писать о том своим.