Фамильная честь Вустеров - [15]

     – Нет, – произнес он, – по-моему, вы перегибаете палку. Я сам, когда учился в Оксфорде, стащил однажды у полицейского каску.

     Вот  это  номер!  При  тех  отношениях, что  сложились  у  меня  с этим субъектом, я  меньше всего мог предположить, что и  он, так сказать, некогда жил в Аркадии счастливой. Это лишний раз подтверждает мысль, которую я люблю повторять: даже в самых худших из нас есть крупица добра.

     Старик Бассет был явно обескуражен. Однако тут же снова ринулся в бой.

     – Ладно, а как вы объясните эпизод в антикварной лавке? А? Разве мы не поймали его  в ту  самую минуту, когда он убегал  с моей серебряной коровой? Что он на это скажет?

     Спод, видимо, понял всю серьезность обвинения. Он снова отлепил губы от дула и кивнул.

     – Приказчик  дал  мне  ее,  чтобы  я  получше  рассмотрел,  – коротко объяснил я. – Посоветовал вынести на улицу, там светлее.

     – Вы неслись как ошпаренный.

     – Я споткнулся. Наступил на кота.

     – На какого кота?

     – Видимо, среди обслуживающего персонала этого салона есть кот.

     – Хм! Не видел никакого кота. А вы, Родерик, видели?

     – Нет, котов там не было.

     – Ха! Ладно, оставим кота в стороне...

     – В  стороне  кот сам  не  пожелал остаться,  – удачно  ввернул я  со свойственным мне блестящим чувством юмора.

     – Кота оставим  в стороне, –  упрямо повторил Бассет,  игнорируя  мою шутку, будто и не слышал, – и перейдем к следующему пункту. Что вы делали с серебряной коровой? Вы утверждаете,  что  рассматривали ее. Хотите, чтобы мы поверили,  будто  вы любовались  этим  произведением  искусства  без  всякой корыстной цели? Откуда  этот  интерес? Каковы  были  ваши мотивы? Чем  может заинтересовать подобное изделие такого человека, как вы?

     – Вот именно, –  произнес Спод. – Именно этот вопрос хотел  задать и я.

     Ну зачем  он подлил масла  в огонь,  старый хрыч Бассет  только и  ждал поддержки.  Он до  того  взыграл, что и  впрямь  поверил, будто  по-прежнему заседает в полицейском суде, провалиться бы ему в тартарары.

     – Вы утверждаете, что корову  дал  вам владелец магазина. А я  обвиняю вас в  том,  что  вы  .украли корову и пытались с ней скрыться. И вот теперь мистер Спод застает вас здесь с  коровой в руках. Как вы это объясните? Есть у вас на это ответ? А?

     – Да что с тобой, папа? – сказала Мадлен Бассет.

     Вероятно, вы удивились, что эта кукла не произнесла ни слова, пока меня форменным  образом   подвергали   допросу.  Объясняется  все  очень  просто. Воскликнув "Какая чепуха!" на ранней  стадии  процедуры,  бедняжка  вдохнула вместе с воздухом  какое-то  насекомое и  все  остальное время прокашляла  в уголке. А нам было не до кашляющих девиц, слишком уж  накалилась обстановка, так что мы  бросили  Мадлен на произвол судьбы  и  сражались, пытаясь решить дело каждый в свою пользу. Наконец она приблизилась к нам, вытирая платочком слезы.

     – Бог с  тобой,  папа, – повторила она,  –  естественно, первое, что захотел посмотреть Берти, попав к нам в дом, это твое серебро. Еще бы ему им не интересоваться. Ведь Берти – племянник мистера Траверса.

     – Что?!

     – А ты не знал? Берти, у вашего дяди потрясающая коллекция, правда? Не сомневаюсь, он много рассказывал вам о папиной.

     Бассет  не  отозвался  ни  словом.  Он  тяжело  дышал.   Мне  очень  не понравилось выражение его лица. Он поглядел на меня, потом на  корову, снова на меня  и опять на корову, и  даже человек  куда менее проницательный,  чем Берти  Вустер,  догадался  бы,  какие  мысли  ворочаются у  него  в  голове. Попробуйте представить себе неандертальца, который пытается сложить два плюс два, – в точности такой вид был сейчас у сэра Уоткина Бассета.

     – А! – вырвалось у него.

     Одно лишь это "А!". Но и его было довольно.

     – Скажите, могу я послать телеграмму? – спросил я.

     – Пошлите  по  телефону  из  библиотеки, –  предложила  Мадлен. –  Я провожу вас.

     Она отвела меня к аппарату и ушла, сказав, что будет  ждать  в холле. Я схватил  трубку,  попросил  соединить  меня  с  почтовым отделением и  после непродолжительной  беседы   с   местным   деревенским  дурачком  продиктовал телеграмму следующего содержания:

     "Миссис Траверс

     47, Чарлз-стрит

     Беркли-сквер

     Лондон".

     На миг задумался, собираясь с мыслями, потом продолжал:

     "Глубоко сожалею,  но выполнить Ваше  поручение – Вы сами знаете какое – невозможно. Ко  мне  относятся с  нескрываемым  подозрением, и любое  мое действие может  привести к роковым последствиям.  Знали бы Вы,  каким зверем поглядел на меня только что  Бассет,  когда  узнал,  что мы с дядей Томом – родня. Напомнил мне  дипломата,  который увидел,  как  к сейфу с  секретными документами крадется дама под густой вуалью. Я, конечно, очень огорчен и все такое прочее, но дело швах. "

                                               Ваш любящий племянник

                                                                     Берти".

     И я направился в холл к Мадлен Бассет.

     Она стояла  возле барометра, который  должен бы показывать не "Ясно", а "Ненастье",  имей  он  хоть  каплю  соображения;  услышав  мои  шаги, Мадлен устремила на меня такой нежный взгляд,  что я похолодел от ужаса. Мысль, что это создание поссорилось с Гасси и не сегодня-завтра  вернет ему обручальное кольцо, ввергала меня в панику.