Эйсид-хаус - [74]
– Забудь.
– Нет, давай же, я хочу знать. Какой чертов расклад?
– Я сказал, забудь. Не должен был я ничего говорить, ясно?
В глазах Пенмана тяжесть, так что, подчинившись, я ощущаю себя комфортно.
– Да, старик, это все клятая кислота…
– И не говори, – кивает он, но как-то недобро, и мне опять становится не по себе; как будто я сейчас зарыдаю и взмолюсь: «ПОЖАЛУЙСТА, БУДЬ ЛАСКОВ СО МНОЙ».
Пенман совсем заебал мне мозги. Пенман и кислота. Когда меня начало отпускать, я вернулся на отцовскую квартиру и поднялся к себе в комнату. Лег на кровать и принялся критически осмыслять свою жизнь, с брутальностью и самоотвращением. Никакой работы, никаких квалификаций, только аттестат (без отличия) по английскому и искусству, никаких теперь романтических привязанностей, потому что она ушла и наверняка не вернется, а приятели, похоже, меня лишь терпят. Перспективы довольно хуевые и мрачные. Да, я был общителен и социально мобилен, однако вера в себя, что вела меня по жизни наперекор подавляющим свидетельствам противного, улетучивалась на глазах. Пенман написал мне эпитафию: УМНИК. Никто не любит умников; а у хитрожопого умника, да еще соучастника в убийстве, действительно есть проблемы.
Может, дело в наркотиках, может, в Слепаке, или я просто схожу с ума, но что-то явно не так. Когда я сажусь в автобус или захожу в паб, люди, заметив меня, тут же умолкают. В автобусе рядом со мной никто не садится. Я самый последний человек, рядом с которым кто-нибудь сядет. Неужели я пахну? Да, чем-то, кажется, пахну. Я принюхиваюсь к моей одежде, подмышкам, промежности. Залезаю в душ. Или же я уродлив? Долго смотрю на себя в зеркало. Да, уродлив. Хуже того, я абсолютно непримечателен. Совершенно пустое невыразительное лицо, никакого в нем характера. Так, надо срочно куда-нибудь выбраться – и я отправился к Рокси.
– Чувак, вся эта тема со Слепаком совсем срубила мне башню, – говорю я ему. – Пиздец, да?
– Это наркотики срубили тебе башню, – с издевкой хмыкает он, – забей на них и не вибрируй, глупый урод.
– Я, может, уеду в Лондон на какое-то время. А то здесь меня уже потряхивает. На улицах какие-то отморозки. Идешь себе домой, а любой алконавт может таскать в кармане нож. Чик – и все, кранты. Или чувак, проверявшийся на СПИД: «Ваш анализ дал положительный результат». И что ему теперь терять? Он может просто прыгнуть в машину и тебя переехать.
– Чушь собачья.
– Посмотри на Слепака. Это случилось с ним! Мы это сделали с ним! Это может случиться с нами. Это должно случиться с нами. Справедливость и все такое.
Я дрожал, мои зубы стучали. В центре моего тела находилось обнаженное ядро тошнотворного страха, распространявшего токсичную дрожь по моим конечностям.
– Это все дерьмо. Ладно, со Слепаком мы, наверно, увлеклись, но эта фишка с мозгом могла случиться в любое время. Как бомба замедленного действия, типа. Так что никакие мы не убийцы, ничего подобного. Этот чувак мог подняться однажды утром, зевнуть перед зеркалом – и бинго! Доброй ночи, Вена[55]. И то, что случилось так, как случилось, когда я вырубил этого козла, не значит нихуя, простое стечение обстоятельств. Я все прочитал об этом дерьмовом кровоизлиянии в мозг в библиотеке. Жаль, что так вышло со Слепаком, но с какой стати мы должны из-за этого пустить нашу жизнь по пизде? И только не говори мне, что, если мы сядем за решетку, это вернет Слепака, потому что это дерьмо собачье!
– Да, но… – начал я.
– Слушай сюда, Брай, – перебил он, агрессивно мотая головой. – Вообще не стоит лить слезы по Слепаку. Ты же знаешь, что он был доставучий мудак. Этот урод так или иначе свое все равно получил бы, на мой взгляд.
– А на взгляд Слепака? – спросил я и неожиданно осознал отвратительную иронию сказанного.
Бедный мудила. Я чувствовал себя ужасно. Рокси не щадил меня.
– Слепак вообще нихуя не видел, вот поэтому его и звали Слепаком, – сказал он, скривившись в жестокой усмешке.
И снова мне захотелось уехать. Я окружен демонами и монстрами. Мы все плохие люди. В этом мире не осталось надежды. Я вышел и побрел вдоль заброшенной железной дороги, голося навзрыд из-за тщетности всего на свете.
9
Пластическая хирургия
Я сижу, сжав лицо обеими руками, чтобы не развалилось, ну или так это кажется со стороны. Я осознаю, что вокруг меня люди, их возмущенные вздохи говорят о том, что дело плохо. Точно знаю. Кровь течет сквозь мои пальцы и равномерно капает на деревянный пол паба.
Хобо и я были когда-то друзьями, с тех пор прошло уже несколько лет. Ему не понравилось, что я клянчил у него бабло и ныл о том, как мне хреново.
– Не лезь ко мне, Брай, твою мать, предупреждаю, мужик!
Да, он предупреждал. Я никогда не воспринимал Хобо серьезно. Всегда думал, что он немного позер и воображала, раз ошивается среди этих психов. В такой компании, впрочем, недолго и самому двинуться умом. Он оказался гораздо более решительным, чем я полагал. Что ж, я ошибся, и осознание этого мучило едва ли не сильнее, чем боль от рассеченной щеки. А мои клетки, мои чертовы больные, лишенные джанка клетки ныли совсем уж нестерпимо. Эту неделю я рубился под герой по полной программе. Слегка заебало. Мне требовалось вычеркнуть все нахер. Абсолютно все.
Это — книга, по которой был снят культовейший фильм девяностых — фильм, заложивший основу целого модного течения — т. н. «героинового шика», правившего несколько лет назад и подиумами, и экранами, и студиями звукозаписи. Это — Евангелие от героина. Это — летопись бытия тех, кто не пожелал ни «выбирать пепси», ни «выбирать жизнь». Это — книга, которая поистине произвела эффект разорвавшейся бомбы и — самим фактом своего существования — доказала, что «литература шока» существует и теперь. Это — роман «На игле».
Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и сознание современного английского люмпена.
Уэлш – ключевая фигура современной британской прозы, мастер естественного письма и ниспровергатель всяческих условностей, а клей – это не только связующее желеобразное вещество, вываренное из остатков костей животных. «Клей» – это четырехполосный роман воспитания, доподлинный эпос гопников и футбольных фанатов, трогательная история о любви и дружбе.
Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, — и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому — но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?.Впервые на русском — недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература — лучший наркотик» (Spin).В книге присутствует нецензурная брань!
«Игры — единственный способ пережить работу… Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня…»Приятно познакомиться с хорошим парнем и продажным копом Брюсом Робертсоном!У него — все хорошо.За «крышу» платят нормальные деньги.Халявное виски льется рекой.Девчонки боятся сказать «нет».Шантаж друзей и коллег процветает.Но ничто хорошее, увы, не длится вечно… и вскоре перед Брюсом встают ДВЕ ПРОБЛЕМЫ.Одна угрожает его карьере.Вторая, черт побери, — ЕГО ЖИЗНИ!Дерьмо?Слабо сказано!
Впервые на русском – новейший роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). Возвращаясь из Шотландии в Калифорнию, Бегби – самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, переквалифицировавшийся в успешного скульптора и загнавший былую агрессию, казалось бы, глубоко внутрь, – встречает в самолете Рентона. И тот, двадцать лет страшившийся подобной встречи, донельзя удивлен: Бегби не лезет драться и вообще как будто не помышляет о мести.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.