Эйсид-хаус - [72]
– Этот урод, – кивнул я на Ронни, который по-прежнему дрых, свесив из ширинки вялый хуй, как дохлую сюрреалистическую змею, – сплошная чертова обуза. Тащишь на себе этого мудня, тащишь, а он тут же отрубается.
В приступе гнева я стащил Ронни с дивана на пол. Какой же он мерзкий с этими его идиотскими очками и усиками.
– Ему и на полу будет заебись, а диван освободится. Он так нажрался, что нихуя не заметит.
Мы втроем уселись на диван, используя Ронни как скамеечку для ног. Тот не подавал ни малейших признаков жизни. Мы по-прежнему изнывали от скуки, так что я поднялся, принес с кухни немного муки и высыпал ее на Ронни. И тут же словил кислотный флэшбэк, увидев на месте Ронни Слепака, лежащего в снегу.
– Эй, – загоготал Пенман, чуть не обосравшись от смеха, – ты бы лучше поберег ковер бедного Вейтчи.
– Это всего лишь мука, – сказал я, но тут уже Дениз отправился на кухню, вернулся с несколькими яйцами и расколошматил их над недвижным Ронни.
Это был сигнал к всеобщему безумию пополам с коллективной истерией. Мы пошли на кухню и обыскали ее. Затем принялись систематически покрывать Ронни всевозможной пищей, моющей жидкостью и порошками – всем, что только смогли найти.
Когда мы закончили, он был с ног до головы покрыт серо-белой, гнуснейшего вида грязью, частично расцвеченной оранжевыми бобами, яичным желтком и зеленой моющей жидкостью. Пенман, вернувшись с кухни, высыпал на него содержимое мусорного ведра. Я же вытряхнул на него пару полных пепельниц. Слякотная грязная жижа стекала на уродливый красный ковер. Ронни по-прежнему не просыпался. Затем Дениз высрал на его лицо огромную дымящуюся какашку. К этому времени я уже опасался за собственное здоровье. У меня начались судороги, в боку покалывало от неистового хохота, а Пенман так уссывался, что чуть не потерял сознание.
Мы сделали еще несколько фотографий. Меня начало мутить, после всего выпитого и при виде этого месива, так что я блеванул на неузнаваемое лицо Ронни и его грудь. Он напоминал холмик бактериальной грязи, высыпанной из септического бака; комок отходов; переполненную муниципальную свалку.
Отсмеявшись, мы критически поглядели по сторонам, и адреналин тут же пошел на спад.
– Вашу мать, – начал я. – На что мы похожи! Как же это безумно!
– Вейтчи страшно разозлится на нас. Его ковру пиздец, – продолжил Дениз.
Пенман как будто встревожился:
– Да уж этот Ронни. Рон – настоящий псих. В тот раз в «Бёрнт пост» он таскал с собой нож. Никогда не знаешь, чего ожидать от чувака, который вечно убитый транками, и что он выкинет, если у него в кармане перо.
Истинная правда.
– Давайте съебывать, – предложил я. – Оставим немного денег для Вейтчи и Рона. Чтобы привели себя в порядок.
Никто не выдвинул неоспоримых доводов в пользу того, чтобы остаться и ответить за содеянное. Мы вышли на улицу, поймали такси и поехали в Толлкросс. Где жутко надрались, но все еще думали, не рискнуть ли проникнуть в клуб «Цитрус», когда в паб вошел Вейтчи. К нашему удивлению, он воспринял случившееся нормально – явно лучше, чем Ронни.
Вейтчи выглядел по-настоящему прибитым и одновременно ошеломленным всей этой ситуацией.
– Ну и зрелище, никогда в жизни не видел ничего подобного. Рехнуться можно. Когда я вошел в квартиру и включил свет, то просто потерял дар речи. Застелил пол старыми газетами на всем пути в ванную. Самое безумие было, когда Ронни проснулся. Он орал: «Ебаные ублюдки! Долбаные мудаки! Какая-то тварь умрет, блядь, за это!» Затем он поплелся в душ, залез в него типа в одежде и долго там мылся. Потом вышел мокрый и сказал: «Я ухожу домой».
Я поглядел на Дениза и Пенмана. Иногда друзья – самые последние люди, которым можно доверять.
– Ты вырубил кокса? – спросил Дениз у Вейтчи.
– Нет, только это. – Он вытащил из кармана какие-то капсулы.
– Экстази? – встрял Пенман. – Экстази никто не хочет. У нас до хрена этого чертова экстази, глупый мудак.
– Нет, это кетамин. Особый «Ка», типа. Врубился?
– Я к нему не притронусь, – передернуло Дениза.
Пенман взглянул на меня.
– Я в игре, – сказал он.
– И я за компанию, – согласился я. – Чисто ради смеха.
Мы закинулись каждый по одной, за исключением Дениза, но не прошло и нескольких минут, как он стал умолять Вейтчи угостить и его. Я начал чувствовать дикую тяжесть и усталость. Мы все несли какой-то бред.
А следующее, что я помню, – это как танцую в одиночестве в парке Медоуз в пять утра в воскресенье.
8
Паранойя
Я размышляю о своей жизни, а это всегда чрезвычайно глупое занятие. Причина в том, что есть некоторые вещи, думать о которых невыносимо, и если пытаешься о них размышлять, они портят тебе настроение еще больше.
Я слышу, как отец кричит мне:
– БРАЙАН! ПОДНИМАЙСЯ! ДАВАЙ! ШЕВЕЛИСЬ!
– Да, сейчас иду.
Спорить бесполезно и бессмысленно. Я должен сегодня зарегистрироваться. И раз старик решил, что мне пора подниматься, его уже не заткнуть.
Я утомленно встал. Дерек в своей постели возвращался к жизни.
– Ты не работаешь сегодня? – спросил я его.
– Нет. Выходной.
Карьера Дерека продвигалась успешно. Он планирует сдать экзамен на старшего администратора госслужбы или, наверно, уже сдал его. Не знаю. Детали заурядной деятельности представителей рабочего класса не больно-то интересны человеку праздному.
Это — книга, по которой был снят культовейший фильм девяностых — фильм, заложивший основу целого модного течения — т. н. «героинового шика», правившего несколько лет назад и подиумами, и экранами, и студиями звукозаписи. Это — Евангелие от героина. Это — летопись бытия тех, кто не пожелал ни «выбирать пепси», ни «выбирать жизнь». Это — книга, которая поистине произвела эффект разорвавшейся бомбы и — самим фактом своего существования — доказала, что «литература шока» существует и теперь. Это — роман «На игле».
Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и сознание современного английского люмпена.
Уэлш – ключевая фигура современной британской прозы, мастер естественного письма и ниспровергатель всяческих условностей, а клей – это не только связующее желеобразное вещество, вываренное из остатков костей животных. «Клей» – это четырехполосный роман воспитания, доподлинный эпос гопников и футбольных фанатов, трогательная история о любви и дружбе.
Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, — и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому — но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?.Впервые на русском — недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература — лучший наркотик» (Spin).В книге присутствует нецензурная брань!
«Игры — единственный способ пережить работу… Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня…»Приятно познакомиться с хорошим парнем и продажным копом Брюсом Робертсоном!У него — все хорошо.За «крышу» платят нормальные деньги.Халявное виски льется рекой.Девчонки боятся сказать «нет».Шантаж друзей и коллег процветает.Но ничто хорошее, увы, не длится вечно… и вскоре перед Брюсом встают ДВЕ ПРОБЛЕМЫ.Одна угрожает его карьере.Вторая, черт побери, — ЕГО ЖИЗНИ!Дерьмо?Слабо сказано!
Впервые на русском – новейший роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). Возвращаясь из Шотландии в Калифорнию, Бегби – самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, переквалифицировавшийся в успешного скульптора и загнавший былую агрессию, казалось бы, глубоко внутрь, – встречает в самолете Рентона. И тот, двадцать лет страшившийся подобной встречи, донельзя удивлен: Бегби не лезет драться и вообще как будто не помышляет о мести.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.