Европолис - [95]

— Никто не может отрицать, — примирительно заговорил доктор, — что для нервных расстройств моральное воздействие весьма благотворно. Все это зависит от заболевания и от больного. Однако нашу негритяночку убивает здешний климат, влажность. Я напишу в Бухарест, в Санитарное управление, чтобы поместить ее в какой-нибудь санаторий, в Бырнову или Бисерикани… Только будут ли свободные места, ведь там всегда полно.

Мисс Сибилла чувствовала, что, пока шел разговор, доктор Барбэ Рошие смотрел на нее испытующим взглядом, хотя и не проронил ни слова.

Когда врачи остались одни в канцелярии, Барбэ Рошие заговорил в своей обычной манере:

— Скажите на милость, что это за англичанки, на которых натыкаешься на каждом шагу? В румынских больницах мы не привыкли к такой роскоши, вывезенной из Англии.

— Как я вижу, вы косо смотрите на них, но вы к ним привыкнете. Они превосходные помощницы. В Румынии у нас еще нет таких, но мы должны подготовить. Вы можете иметь любое мнение о женщинах, но должны признать, что у них более живое и сильное чувство привязанности, преданности и сострадания, что помогает им творить добро ближнему.

— Я сомневаюсь даже в женском сострадании, потому что по-настоящему жалостливая женщина не может работать сестрой милосердия. Если она переносит страдания больных, значит, она лишена сострадания.

— Ну, это действительно парадокс философа-мизантропа. Факт остается фактом: женский род имеет монополию на сострадание.

— Поэтому сострадание это похоже на бездонную бочку! — язвительно перебил Барбэ Рошие.

— Вы должны быть справедливым и признать, что самыми современными социальными учреждениями и странноприимными домами, организованными для борьбы с нищетой, руководят теперь женщины, подготовленные, энергичные, с большим практическим чутьем. Эта мисс Сибилла — жемчужина, можно сказать, редчайший экземпляр человеческого рода. Если вы познакомитесь с ней поближе, то с восхищением поклонитесь ей.

— У меня слишком негибкий позвоночник. К тому же я знаю этот тип старых дев из Англии, где женщин больше, чем мужчин.

— Мисс Сибилла, — продолжал дядя Томицэ, — вовсе не обычный тип. Она окончила школу медицинских сестер, имея уже университетское образование. Она была помолвлена с очень богатым лордом, но порвала с ним, ее оттолкнул его эгоизм. Она уехала в колонии. Несколько лет она, жила в Индии и Египте. Сюда она приехала из Порт-Саида. Ее привезла жена английского представителя в Европейской дунайской комиссии, ее школьная подруга. Мисс Сибилла — существо редких душевных достоинств. Она образованна, добра и как бы воплощает британское благородство. Чистая душа, специфический продукт английской аристократии. Ни одна другая нация, никакой другой социальный слой не может породить такой экземпляр как с физической, так и с нравственной точки зрения. Обратите внимание: она красива, богата, и все-таки она покинула свой круг, ездит из страны в страну, работает в больницах среди человеческих страданий и нищеты… Да, находятся еще в мире подобные существа…

— Но я никак не могу примириться, — возразил Барбэ Рошие, — с этим выражением преувеличенной стыдливости, которое есть у нее в глазах. Я не могу расценить это иначе как лицемерие…

— Не забывайте, мой дорогой, что сказал один моралист: «Лицемерие — это дань уважения добродетели». Постарайтесь получше узнать эту женщину. Не раскаетесь, поверьте мне! — И дядя Томицэ, добродушно улыбаясь в белую бороду, вышел, тяжело опираясь на свою старую палку с острым наконечником.

Барбэ Рошие остался заинтригованный. Ему захотелось узнать о Сибилле больше, чем он услышал. Про себя он решил быть к ней внимательнее. Он был сыт по горло этими дюжинными млекопитающими, которые словно изготовлялись по одному шаблону. Давно уже его снедало тайное желанье встретить необычное, совершенно особое женское существо.

* * *

На улице улыбалось солнце. Рокот моря сливался с оживленным шумом в порту.

Эвантия лежала в кровати и днем и ночью. Она таяла на глазах. Спать она не могла и только считала, как били часы на дворце Европейской дунайской комиссии. От постели ей было жарко, она обливалась потом и по ночам выжимала мокрые полотенца. Ее преследовали кошмары. Чувствительность девушки обострилась, и любой шум пронизывал ее с головы до ног. Какие-то смутные видения вставали перед ней, и ей казалось, что она куда-то падает. Смутный страх владел ее мозгом беременной женщины.

Эвантия ощупывала свой живот, она чувствовала внутри движение и толчки, которые заставляли ее испуганно вздрагивать. Она закрывала глаза и видела себя на операционном столе со вскрытым животом… Хлещет алая кровь… Мертвый ребенок…

С легким стоном она открывала глаза, стараясь найти поддержку в добром взгляде сиделки.

Об усиленном питании не могло быть и речи, мяса она просто не переносила. Ей давали тропические фрукты, апельсины, бананы, кокосовые орехи, из которых она с удовольствием, как в детстве, высасывала сладкое прохладное молоко. Удрученная мыслью о предстоящих родах, Эвантия поведала мисс Сибилле драму своей жизни. Та утешала ее, пытаясь уверить, что жизнь, возможно, наладится, что Нягу вернется, что он еще любит ее…