Европолис - [94]

Все испуганно смотрели на Жака затаив дыхание. Веселые только что, улыбавшиеся мужские лица вдруг разом застыли, словно их коснулось крыло смерти.

Артистки визжали, кричали, плакали. Успокоить их было невозможно. Их как будто охватила всеобщая истерика. Лола, которая всего лишь несколько минут назад препиралась с Жаком, растерянно суетилась, в отчаянии заламывая руки.

Огромный, жизнерадостный атлет молча и неподвижно лежал теперь с застывшим лицом. В его тяжелом, свинцовом взгляде еле теплилась жизнь.

На лоб Жаку положили лед, но все было напрасно.

Две резкие складки, которые как бы оттягивали вниз уголки рта, придавали его лицу странное выражение глубокого и горького презрения… к миру?.. к жизни?.. к смерти?..

Так он и остался лежать на умолкшем рояле, одеревеневший, с маской мертвеца на лице мушкетера.

На рассвете, когда Аврора разомкнула зеницы, он закрыл свои глаза навсегда.

ГЛАВА XVII

С востока приходила чума и холера. Если болезням удавалось проникнуть в дунайские порты, то остановить их было уже невозможно — они добирались до самого сердца Европы. В былые времена морские корабли выдерживались в карантине в устье Дуная. Теперь, чтобы морская торговля не терпела урона, суда осматривают, дезинфицируют и уничтожают на них мышей и крыс — грызуны приносятся в жертву здоровью людей.

Европейская дунайская комиссия щедрой рукой, бесплатно, снабдила Сулину водокачкой, большим лазаретом для изоляции заразных больных и современной больницей для моряков всех наций. Но больница была всегда заполнена жителями дельты, поскольку другой в этих местах не было.

После длительной дипломатической борьбы Румыния добилась некоторых прав в администрации Комиссии. Дядя Томицэ, Патриарх, был первым румынским врачом, поставленным во главе больницы Европейской дунайской комиссии и одновременно начальником румынской санитарной службы в устье Дуная. В этом двойном качестве он имел в своем распоряжении большой штат хирургов, санитарных агентов, практикантов, сиделок.

Среди больничного персонала были и две медицинские сестры, приехавшие из Англии. Когда они высадились в Сулине, все жители окраины сгорали от любопытства: кто же они такие? Барышни? Дамы? Вдовы? Старые девы? Монахини? Сестры милосердия? Сиделки? В скором времени всем стало известно, что они вроде медицинских сестер, но только высшей квалификации, и их принимают в домах высшего общества.

Мисс Дотти и мисс Сибилла.

Обе были англичанками, но совершенно разного типа.

Мисс Дотти, двадцати четырех лет, выглядела тридцатичетырехлетней. Огромного роста, с завидным здоровьем, она ела сырое рубленое мясо и пила газированную воду, разбавленную цуйкой. Люди прозвали ее Верзилой. У нее были румяные щеки, огромные зубы плотоядного животного и голубые глаза без какого-либо выражения. Никаких признаков кокетства. Она ходила или в больничном халате, или в туристском костюме и тяжелых ботинках в компании молодого, флегматичного и какого-то деревянного английского консула, получавшего, как и в колониях, двойное жалованье. Не обменявшись между собой ни единым словом, ни одним жестом, вышагивали они рядом механически, как два автомата.

Мисс Сибилла, тридцати четырех лет от роду, казалась двадцатичетырехлетней, такой она была тонкой и стройной. У нее была белая, будто слоновая кость, кожа, золотистые волосы, живые голубые глаза небесной чистоты. Красота ее не была обычной, возбуждающей сладострастье. Возможно, что она вообще не была красивой, но в ней было что-то такое, что было выше красоты. Она обладала привлекательностью, тем магнетизмом человечности, который покоряет с первого взгляда. У нее был дар читать мысли по глазам людей и распространять вокруг благодаря своей чистой улыбке только доброжелательство и симпатию.

Мисс Сибилла, хорошо знавшая французский язык, за, несколько месяцев выучилась говорить по-румынски. Она взяла под свое покровительство Эвантию с первого же дня, как та попала в больницу. Растроганная несчастной судьбой негритянки, она относилась к ней с материнской заботливостью.

Дядя Томицэ после каждого осмотра недовольно покачивал головой, не говоря чего-нибудь определенного.

Осматривал Эвантию и доктор Барбэ Рошие, который списался с корабля и временно занял место одного хирурга, итальянца, уехавшего в отпуск.

Как-то днем врачи разговаривали между собой в канцелярии при мисс Сибилле:

— Анализ показывает большое количество бацилл.

— Я задаю себе вопрос, как она выдержит роды, если процесс легочного туберкулеза развивается столь интенсивно.

— Ее нужно усиленно питать.

— Об этом я позабочусь! — вмешалась мисс Сибилла. — Но она слишком подавлена… Она очень страдает душою. У нее что-то вроде ностальгии.

— Психотерапию мы предоставим вам. Вы в этом деле специалист! — с ласковой иронией отозвался доктор.

— Cher maître[23], я знаю, что все врачи скептически относятся к моральному воздействию, — возразила мисс Сибилла и на своем франко-румынском языке с английским акцентом изложила свои убеждения: — Ни жизнь, ни смерть не находятся в руках человеческих. Человек только помогает природе. Но что может сделать медицина с нервными заболеваниями, меланхолией, неврастенией? Психологическое воздействие на физическое состояние столь велико, что опытные психиатры заменяют теперь морфин и водолечение добрым словом и разумными внушениями. Еще в древние времена говорилось, что душевные болезни должен лечить не врач, а философ.