Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины» - [4]

Против польско-магнатского господства поднимается, с одной стороны, казацкая старшина во главе с Хмельницким и союзник старшины — украинское мещанство, стремившееся к свержению господства Польши и к созданию независимой украинской государственности, как формы, наиболее обеспечивающей их классовые интересы, а с другой стороны, украинское крестьянство, борющееся против феодального гнета.

Общность врага, против которого была направлена война, создала союз между ними. Различие социальных целей должно было рано или поздно привести к срыву этого союза, к предательству интересов хлопов со стороны казацкой старшины, которая вовсе не стремилась к ликвидации феодального гнета, а только к тому, чтобы самой занять место польских магнатов.

Украинский хлоп оказался обманутым казацкой старшиной, ибо последняя была экономически сильнее, отчетливо знала свои цели и лучше была организована в сравнении с хлопами, не имевшими ни ясной цели, ни самостоятельной организации. Господствующая верхушка тогдашнего еврейства Украины в этой борьбе оказалась в лагере господствующих классов польского феодализма.

Известно (правда, при современном состоянии исследования только в весьма общих чертах), какое заметное место во всей системе феодальной эксплуатации крестьянских масс на Украине занимала социальная верхушка еврейского населения Украины. Эти «вечные спутники» магнатского землевладения в Польше выступают и здесь в уготованной всем социально-экономическим строем польских земель роли агентов феодалов и их соучастников в деле перманентной экспроприации и эксплуатации селянства. Магнаты передают им зачастую непосредственное управление и эксплуатацию своих угодий, сдают им в аренду и в откуп многочисленные источники феодальных доходов. Дошедшие до нас договоры ярко иллюстрируют деятельность этих евреев-арендаторов и откупщиков. Так, в договоре, заключенном князем Коширским с «жидом, славным паном Абрамом Шмойловичем» (1595), писалось, что последнему за 5 тыс. польских злотых в год отдавались в аренду все владения князя «с чиншами денежными, мельницами, корчмами, шинками и продажей в них разных напитков, с данью медовой, с обыкновенным в том месте мытом, с боярами и со всеми людьми тяглыми и нетяглыми, живущими в тех местах и селах, с их пашнями, работами и подводами, с дяглом, деревом бортным, с прудами, мельницами, которые теперь находятся в вышеупомянутых местах и селах или после будут устроены, с их доходами, с озерами, бобровыми гонами, с полями, сенокосами, борами, лесами, гаями, дубравами, фольварками, гумнами, с хлебом всяким, на поле посеянном, и вообще со всеми и всякими доходами, поименованными и непоименованными».

Арендатору передавалась вся полнота феодальной власти, вплоть до права «судить и рядить бояр путных, также всех крестьян наших, виновных и непослушных, наказывать денежными пенями и смертью, по мере поступков»[8]. Хотя иногда таким арендаторам, облеченным всей полнотой феодальной власти по отношению к крестьянам, и случается становиться жертвой произвола магнатов, арендаторы-евреи всеми своими классовыми интересами, всей своей хозяйственной практикой смыкаются с феодальной верхушкой польского общества.

Даже по своему внешнему облику, по одежде, они почти не отличались от польских шляхтичей. Кардинал Коммендони, посетивший Украину во второй половине XVI в., отмечал, что евреи, владеющие землями, в нарушение постановлений церковных соборов, не носят на своей одежде никаких знаков, отличающих их от христиан и даже носят саблю — признак принадлежности к шляхте[9].

Польский еврей.

Со старой итальянской гравюры.

Совершенно очевидно, что эти евреи-арендаторы, максимально увеличивая доходность феодальных латифундий и деля эти доходы с магнатами, соответствующе увеличивали и феодальный гнет, тяготевший над хлопами. Арендатор не был заинтересован в сохранении в течение длительного срока доходности имения на определенном уровне. С точки зрения хозяйственных интересов землевладельца-феодала, полное разорение крестьян, приводящее к утрате ими инвентаря и к бегству из деревни, было чрезвычайно невыгодно. В ином положении был арендатор, стремившийся в течение срока своей аренды выкачать из объектов своей эксплуатации максимум доходов. Как указывают исследователи крестьянского быта того времени, у арендаторов наблюдалось повышение тяжести барщины в шесть раз против «нормальной»[10] (в имениях, эксплуатируемых без арендаторов). И это относится ко всем арендаторам вне всякой зависимости от национальности и религии: арендаторы не евреи из польских шляхтичей или украинских мещан были, конечно, не лучше арендаторов-евреев.

Но эти еврейские крупные арендаторы, откупщики и т. д., этот сравнительно небольшой по численности, но очень заметный по своей социальной и политической роли слой евреев не стоит изолированно внутри еврейского общества: он обрастает значительным кругом своих соплеменников — субарендаторов, мелких откупщиков, управляющих, приказчиков. Эти последние находятся в полной экономической и социальной зависимости от своих более знатных и богатых единоплеменников и являются объектом их эксплуатации. В арендном договоре, заключенном с феодалом, «жидом Турейским Абрамкой» (1595), среди объектов, передаваемых ему в эксплуатацию, отмечались «жиды с получаемыми от них доходами»