Евней Букетов - [48]

Поэтому производственники, имеющие задание по выпуску того или иного редкого металла, стараются делать это в последнюю очередь, для них главное — дать тысячи тонн свинца, цинка, меди, кадмия и других, более выгодных для предприятия металлов. А цехи редких металлов существуют на всех заводах как вспомогательные. Каким быть такому цеху — обычно целиком зависит от директора комбината, от его интуиции, коммерческой жилки, а также от объема государственных заказов. В общем, порой овчинка выделки не стоит… Отсюда и низкий спрос на специалистов такого профиля, найти им работу трудно. Инженерам по выпуску тяжелых цветных металлов всегда проще устроиться. Только в Восточном Казахстане действуют несколько комбинатов-гигантов. Они соответственно требуют специалистов-инженеров сотнями.

Что поделаешь, молодость плечами покрепче, а старость головою. Как бы то ни было, на четвертом курсе из 75 студентов металлургического факультета более двадцати, в том числе и я, изъявили желание специализироваться по металлургии редких металлов. Сейчас я понимаю, что здесь не обошлось без влияния доцента Е. А. Букетова.

Лекции Евнея Арыстанулы отличались от лекций других преподавателей. Он читал свой курс увлекательно, я бы сказал, с задором, эмоционально. А некоторые наши доценты, даже профессора вызывали у студентов зевоту и наводили скуку бесконечными уравнениями и химическими формулами. Они ни на йоту не отступали от учебников. А Букетов, хотя и был намного моложе своих коллег-преподавателей, вносил в каждую лекцию живую мысль.

Евней БУКЕТОВ. «Шесть писем другу»:

«…Чтение лекций в русских университетах и институтах считалось самой почетной обязанностью профессора. Сохранилось немало воспоминаний о том, как ответственно относились к этой обязанности такие выдающиеся деятели русской культуры, как Менделеев, Сеченов, Тимирязев и многие другие. И я возмечтал подняться до их уровня… Я считал, что хорошее чтение лекций не только способствует легкому восприятию и дальнейшему усвоению трудного материала студентами, но и полезно для самого преподавателя, ибо дисциплинирует его мысли, чеканит словесные формулировки.

…Мой шеф учил меня, что фразы должны быть афористично-краткими, экономными на слова и в то же время совершенно полно и точно выражающими данное понятие, данную мысль. Впоследствии я понял, лекция должна была собирать и синтезировать главное, что написано у других авторов с возможными дополнениями от себя, и излагаться с точки зрения самого лектора…

Я старался на своих лекциях быть академически строгим, рассчитывал каждую минуту, подражая в этом Дмитрию Викторовичу. И все же не всегда был доволен собой, в особенности в первый год чтения. Например, в самом тщательно подготовленном материале, очень для меня ясном по содержанию и сути, вдруг обнаруживал пункты, где мои толкования оказывались не очень правильными. Покрывшись холодным потом, со стыдом должен был признаться студентам в ошибочности преподнесенных мной определений. Но именно эти тяжелые признания вспоминаю с благодарностью, ибо они внесли в мою самоуверенную натуру необходимую дозу научного скепсиса — никогда не считать лишним еще раз обсудить самые ясные вещи. Молодежь это понимает, а недостатки можно исправлять в последующем».

— По заказу музейных работников французские ученые изобрели «хитрый» замок, который не откроешь никаким ключом. Каждое великое открытие — обыденное и простое — это аксиома в науке. А секрет замка был очень прост: действующий механизм его был изготовлен из селена, пропускающего электрический ток тогда, когда его освещают ярким светом. И вот, когда музейные работники, посвященные в этот секрет, карманным фонариком освещали отверстие замка, через потайную деталь проходил электрический ток — и замок мгновенно открывался… — Эту историю Евней Арыстанулы рассказал во время своей лекции, перечисляя редкие свойства селена. И такие занимательные факты нередко украшали его лекции.

Когда Евней Арыстанулы учился в аспирантуре, дополнительной работой его не загружали, а с началом преподавательской деятельности он активно включился в общественную жизнь института. Силы у него били через край, он только перешагнул тридцатилетний рубеж, и мир перед ним открывался во всю ширь — он по-прежнему увлекался литературой, регулярно ходил в театры, не пропускал премьеры.

Евней Арыстанулы был членом бюро первичной партийной организации металлургического факультета, отвечал за воспитательную работу среди молодежи; редактировал многотиражную газету «За инженерные кадры», выходившую раз в неделю. Это означало, что каждую неделю надо было прочитывать десятки страниц черновых материалов, исправлять, переделывать, иные дополнять.

* * *

В 1957 году, мы, группа студентов четвертого курса, специализировавшихся по редким металлам, вместе с Букетовым отправились на производственную практику в Лениногорск (ныне Риддер), на старый свинцовый завод. Поселились в гостинице «Алтай». Евней Арыстанулы жил в одноместном номере. После недельного осмотра заводских цехов некоторые из нас изъявили желание устроиться на работу. Руководитель практики посоветовал нам попроситься в экспериментальный цех завода. «Там вы сможете конкретно изучить процесс производства одного из редких металлов из сульфидов свинца», — сказал он. Итак, четыре джигита — Токен Габдуллин, Нуртолеу Мыкишов, наш шустрый друг К. и я, устроились в опытный цех, где занимались выделением таллия из отходов свинцового завода. Наша обязанность — получить чистый таллий из раствора. Добытый синевато-серый, очень мягкий, быстро тускнеющий на воздухе таллий мы сушили на электроплите и, сложив его в пластмассовое ведро, столько его набиралось за неделю, сдавали на склад, где он хранился в герметически закрытом контейнере. Занятие, надо заметить, вредное для здоровья, так как соединения таллия ядовиты. Во время работы приходилось надевать защитные очки, респираторы, на руки — резиновые перчатки, спереди повязывали клеенчатый фартук. В летнюю жару в небольшом, слабо проветриваемом помещении на четвертом этаже трудно было работать подряд восемь часов. А зарабатывали мы там совсем мало, гроши…