Евней Букетов - [18]

Евней, не привыкший к праздности, легкой жизни, начал помогать отцу с шестого класса средней школы. На летних каникулах, после недельного отдыха дома, он шел к колхозному бригадиру Михаилу Козлову просить работу. Бригадир, прозванный сельчанами Беспалым Мишей из-за искалеченного пальца руки, давал Евнею задания наравне со взрослыми: подросток пахал землю, погоняя двух быков; работал на конной сенокосилке; складывал скирды — и так все летние месяцы… Именно тогда выявился поэтический дар юноши: на доске показателей стали появляться стихи на русском языке, едко и остроумно высмеивающие отстающих и лентяев, а рядом с ними — хвалебные в адрес передовиков. Некоторые обиженные, глубоко уязвленные насмешками юного критика попытались проучить его с помощью кнута, но бригадир Миша строго осек этих «воспитателей».

Екатерина ТАТАРНИКОВА:

«С Евгением Букетовым мне довелось учиться в Марьевской средней школе в пятом классе. Сидели мы с ним за одной партой в течение года. Очень развитый, не по годам смышленый и в то же время обыкновенный с виду мальчишка. Самыми примечательными были конечно же его исключительные, феноменальные способности. Кстати, это обстоятельство порой оборачивалось против самого «вундеркинда». Вступить в спор с учителем и одержать победу для Жени ничего не стоило. Не каждому учителю такие дискуссионные выпады юного эрудита были по душе. Сейчас уже не помню конкретных ситуаций, но знаю, что его конфликты с педагогами привели даже к тому, что Женя был вынужден оставить школу и сдавать экзамены экстерном…»

Иван БЕЛЕТЧЕНКО:

«Наше сближение произошло летом 1939 года. Группу отличников учебы премировали туристическими путевками по Алтаю. В нее вошли ученики 9—10-х классов — школьные активисты. Евней был единственным «младшим» школьником, он перешел в 8-й класс и путевки удостоился за особые успехи в учебе. Уже тогда стали проявляться его выдающиеся способности в точных науках и литературе.

Туристический лагерь был разбит на реке Катунь. В жаркий день все мы стремились быть ближе к воде. Течение в реке быстрое, изредка несло спиленные деревья. Они-то и стали нашей приманкой. Большое удовольствие доставляло прокатиться верхом на бревне по шумной реке. Однажды наш взор привлекла проплывавшая недалеко от берега сосна с ветвями и корнями. Оседлали мы эту лесину и не заметили, как понесло ее к водопаду. Это увидели взрослые на берегу. Они начали кричать, махать руками, Евней первым бросился в воду, увлекая за собой остальных ребят. Трагедии не произошло. Но охотиться за бревнами мы перестали. Это маленькое приключение еще больше сплотило и сдружило нас в течение почти сорока лет жизни.

Воспитывался и рос Евней в среде, где могли подтолкнуть его на путь творчества. Ему не приходилось общаться с инженерами, учеными, агрономами. Их в то время не было ни в родных Баганатах, ни в Марьевке. Мы видели для себя идеал в наших школьных учителях, нам очень повезло в этом плане. Перед Великой Отечественной войной в Марьевской средней школе, единственной в районе, сложился хороший коллектив учителей, замечательных воспитателей и профессионалов. Среди них выделялись сестры Ольховые: Анна Гордеевна — химик и Варвара Гордеевна — географ, окончившие ленинградские вузы, доцент ашхабадского университета — Аминулла Максенович Мирзоев вел физику, а его супруга, Анна Михайловна, преподаватель того же университета — математику; Петр Михайлович Старцев был большим знатоком русской и зарубежной литературы; Анастасия Куприяновна Бурлакова — историк, ее супруг — первый секретарь райкома партии, из ивановских рабочих, пользовался большим уважением населения, много внимания уделял школе».

Евней БУКЕТОВ. «Шесть писем другу»:

«В пятом классе семилетней школы я полюбил учителя истории. Он имел обыкновение требовать от учеников, чтобы они вспомнили и записали рассказанное им на уроке (наверное, оттого, что не было учебников). И я самозабвенно предавался этому делу, стараясь перенести на бумагу все то, что излагал этот крепкий, статный, чуть выше среднего роста, широколобый, со стрижкой ежиком русский человек, говоривший рокочущим басом. Он, по-видимому, обладал педагогическим даром, ибо ученики его слушали внимательно, хотя наш класс представлял собой разновозрастное сборище, так, рядом со мной, двенадцатилетним мальчиком, сидел Кривенко, большой конопатый юноша девятнадцати лет. И охотников поозорничать было достаточно.

Но когда Иван Антонович приступал к уроку, даже баловники прекращали свое озорство, умнейшего учителя слушали, впитывая каждое его слово, потому что он говорил что-то новое.

И вот я в мечтах видел себя учителем, причем непременно учителем истории, и представлял себе, будто слегка наклонившись вперед, как Иван Антонович, картинно размахивая руками, рассказываю о завоевательных походах Александра Македонского и восстании Спартака против вечного, гордого Рима. Я хожу в темном костюме, сатиновой косоворотке и фабричных ботинках с выдавленными на резиновой подошве затейливыми рисунками. Словом, иду на уроки, одевшись, как мой учитель. Но у меня нет того ежика, что у Ивана Антоновича, у меня бритая голова, потому что я — казах. И этот недостаток, я считал, не помешает мне стать, как Иван Антонович, учителем.