Евангелие от змеи - [46]

—А это, случайно, не учительница Иисуса?

Отец Симон жестом дал понять, что не станет отвечать.

—Так вот, этот человек отправился к моей сестре и шурину и сообщил им, что комиссия министерства оплачивает усыновленным детям поездку на родину. Это нодь так замечательно для их психологической стабильности.

Моя сестра не стала противиться: во-первых, по-юму, что она —святая простота, ее легко впечатлить учеными речами и министерскими директивами. Во-вторых, эта самая якобы комиссия гарантировала ей безопасность и возвращение ребенка.

—Зачем совет шаманов хотел видеть Ваи-Каи?

Разговор прервался —в комнату с деловитым видом вошла медсестра. Она отвернула простыню и одеяло, аадрала ночную рубашку отца Симона до пояса, ни на мгновение не озаботившись присутствием посетителя.

—Наш чудом исцеленный хоть и пьет всего один стакан воды в день, все равно страдает недержанием, —пробормотала она, не оборачиваясь. —Приходится надевать ему подгузники и менять прокладки, как грудному младенцу. Правда, отец Симон?

Миссионер бросил на Марка взгляд сообщника.

В худобе ног старика было нечто завораживающее и одновременно отталкивающее: мертвые, сухие ветки с уцелевшими кое-где пучками волос.

—Отлично, мы вели себя хорошо.

Монахиня поправила рубашку отца Симона, подоткнула одеяло и вышла, безразлично кивнув Марку. Она была еще молода —лет тридцать, не больше, но все ее существо словно впитало тоску и ветхую бедность этого места.

—Она разочарована, —сказал миссионер. —Любит менять мне пеленки, подмывать. Думаю, ее завораживает вид мужских половых органов. Даже если они принадлежат догнивающей старой развалине. Бедняжке ведь негде посмотреть и потрогать другие. Я время от времени специально "забываюсь" —чтобы доставить ей эту небольшую радость.

—Кое-кто мог бы обвинить вас в том, что вы потакаете ее пороку!

—Вся Церковь —гигантская машина для поощрения пороков. Я нахожу ее манию вполне невинной. Там, в Колумбии, я вкусил наслаждение столь чистое и чудесное, что все остальное стало мне безразлично.

—В том числе еда?

—Я не испытываю голода, но не знаю, какая сила не дает мне умереть.

—Ваи-Каи?

—Наверное, я все еще нужен ему.

—А с семьей —сестрой, племянницей, Ваи-Каи —вы не хотели бы увидеться?

Пальцы отца Симона несколько мгновений разглаживали складки простыни. Марку показалось, что трещина в стене кишит тараканами.

—Если я хочу, чтобы у них осталось хорошее воспоминание обо мне, лучше им не видеть меня в подобном состоянии. Я был простым звеном в цепочке, я прожил свой срок, но смерть почему-то медлит, хотя мне не терпится воссоединиться с женой и дочерьми на той стороне.

Они ждут меня —я чувствую, я знаю.

У старика начались судороги, железная кровать жалобно заскрипела.

—Так почему же все-таки совет шаманов хотел встретиться с Ваи-Каи? —повторил свой вопрос Марк, как только приступ прошел. —Вы мне так и не ответили.

Им нужно было убедиться, что он действительно Духовный Учитель, человек, который вернет жизнь Земли и надежду всем тварям земным —людям, животным и pастениям. Они должны были ввергнуть мальчика и гране, чтобы ввести его в дом всех законов и всех ду-"н, закончить образование Ваи-Каи.

А почему они позволили ему вернуться во Францию?

—Потому что Запад... Запад... как Рим во времена Христа... Дороги, понимаете, пути сообщения... О Боже, Господь, мой пастырь, я их вижу... Они красивые, такие красивые...

Миссионер в последний раз шевельнулся, потом его голова откинулась назад, щелкнули кости, и тело застыло.

Перепуганный Марк подождал несколько секунд, потом наклонился к лицу отца Симона, но не уловил ничего, кроме бешеного стука собственного сердца. В голову почему-то пришла нелепая мысль об ужине Шарлотты, потом, с трудом удерживаясь от слез, охваченный горькой печалью, словно от потери близкого человека, Марк нышел в коридор и позвал двух сестер, что-то тихо обсуждавших у дверей соседней комнаты.

Глава 14

Люси локтями проложила себе дорогу в узкий внутренний двор часовни, где несколько мгновений разглядывала сотни подношений верующих, выставленных в ряд на стене наподобие серых и черных кирпичиков.

Люди тихо переговаривались у киосков, где продавались открытки, брошюры, освященные медальоны, ладанки и книги, посвященные Катрин Лабуре[3] и еще одному обитателю этого места —святому Венсану де Полю[4].

Люди всех рас и национальностей встречались в этом крошечном Вавилонском склепе, зажатом между улицами дю Бак, Бабилон и Бон Марше. Пара, стоявшая рядом с Люси, явно приехала откуда-то из Восточной Европы, скорее всего —из Польши, разряжены они были просто на потеху окружающим. Женщина —очень светлая блондинка с голубыми глазами в золотую крапушку (формой они напоминали крылья бабочки), плоской грудью, тонкой талией и округлыми бедрами —натянула на толстые ноги узкие бриджи. Ее пузатый ярко-рыжий супруг выбрал клетчатые бермуды, делавшие его похожим на клоуна. Он одарил Люси откровенно настойчивой улыбкой, но тут жена полоснула его по правой щеке разгневанным взглядом, и он скис.

Люси выбрала для себя брошюру и, пробравшись через группку монахинь, вошла в часовню. Народу было так много, что люди стояли и в боковых приделах, и в глубине нефа. На какое-то время Люси застряла у дверей, потом, воспользовавшись заминкой —какой-то женщине стало дурно, —пробралась по правому проходу к хурам и стеклянной раке, где покоилось тело Катрин Лабуре.