Эссеистика [заметки]
1
Ф. Солерс. Теория исключений. Изд-во Фолио. 1985. Стр. 18–19.
2
Руссо. Прогулки одинокого мечтателя. Фламмарион. 1964. Стр. 41.
3
(Курсив мой. — Н. Б. /В файле — полужирный — прим. верст./).
4
Жан Кокто. Проза. Поэзия. Сценарии. Аграф. 2001. Стр. 191.
5
Там же, стр. 194–196.
6
Жан Кокто. Театр. Аграф. 2002. Стр. 120. См. подробнее во вступительной статье к 2 тому.
7
Эмманюэль Ретайо-Бажак. Трубка Орфея. Жан Кокто и опиум. Ашет. 2003. Стр. 217.
8
Из статьи Марио Бена от 3 октября 1952 года в «Нис Матен».
9
Интервью с Габриэлем Добаредом. «Ле Нувель Литерер» от 12 февраля 1953 года.
10
Там же.
11
Пьер Сиприо в журнале «Ар» от 6–12 марта 1953 года.
12
Перевод Марии Аннинской.
13
Известность в узком кругу может быть достоянием исключительно художников. Для политиков этот путь закрыт, но случается, гордыня толкает их на риск. Широкая публика раздражает их отсутствием единодушия. И тогда они обращаются к узкому кругу, который в их мире не властен. С Жанной д’Арк все было иначе. Мало кто стоял за нее. Всего трое. Но зато это были весомые голоса. Жанна д’Арк была поэтом.
14
Это был «Двуглавый орел».
15
«Комеди-Франсез» включила в свой репертуар новую версию.
16
А также зрительской способности изумляться. Просто так ничего не бывает.
17
Действительно ли два и два — четыре? Гюстав де Ротшильд говорил: «Два и два получится двадцать два». А два стула и два яблока в сумме не дают четыре.
18
Жить без любви ты не можешь (нем.).
19
В Везине.
20
Нужен сокрушительный гений Шатобриана, чтобы я мог вынести Рансе>{272}.
21
Я знаю, что очень важно, в умиротворении отходишь или нет. В этой связи мне очень нравится следующая история. На ужине у Стравинского его сын Федор рассказал нам, как в Нью-Йорке, на званом обеде приверженцев вольнодумства, один из гостей умер, понося Деву Марию. «Повезло же ему, — сказал Стравинский, — прямиком на небеса пошел». «Почему?» — удивился сын. «Да потому, что со стыда помер», — ответил Стравинский.
22
Нет ничего хуже, чем слова, которые нам приписывают, они передаются по цепочке и врезаются в память. В предисловии к одной книге Бернаноса, написанной в Бразилии >{273}, я прочел собственную фразу, которую никогда не произносил и которая меня шокирует. Слово неизбежно и незамедлительно становится материальным. Поэтому необходимо остерегаться того, что расползается слухами, проверять источники и, если это ложь, решительно пресекать.
23
Вильморены.
24
Когда эти страницы были уже напечатаны, я купил дом, который ждал меня. Я правил в нем гранки этой рукописи. Здесь у меня тихое пристанище, вдали от звонков Пале-Руаяля. У меня перед глазами пример абсурдного, великолепного упрямства растительного мира. Во мне оживают воспоминания о давних моих пребываниях в деревне, когда я мечтал о Париже, как позднее, уже в Париже, мечтал сбежать куда-нибудь. Вода в канаве и солнце рисуют на стенах моей комнаты зыбкий искусственный мрамор. Повсюду торжествует весна.
25
Сучки лезут на кобелей. Коровы покрывают коров. Такой беспорядок иногда становится правилом. До прихода миссионеров у островитян это было в порядке вещей. Надо же было как-то ограничивать рождаемость.
26
Сначала линия танца и линия музыки шли вразрез, но потом, постепенно, начали сближаться и наконец слились. Танцоры вначале жаловались на несоответствие одного другому, потом привыкли и под конец были недовольны слишком явной слаженностью. Они потребовали, чтобы я изменил фоновую музыку. Я решил, что в Нью-Йорке буду чередовать баховскую «Пассакалью» и увертюру к «Волшебной флейте» Моцарта. Я собирался доказать, что в театре зрение важнее слуха и на одну и ту же интригу могут накладываться разные музыкальные произведения. Но что сделано, то сделано, и, подозреваю, никто ничего менять уже не будет. Спектакль остался как есть. Углы сгладились, сон расслабил позы. Всё сгрудилось в ленивую кучу.
27
Вступившись за Жене на суде (1942), я заявил, что считаю его великим французским писателем. Нетрудно догадаться, что оккупационная пресса подняла меня на смех. Но французские судьи до сих пор боятся повторить какой-нибудь ляп вроде осуждения Бодлера. Жене я спас. От своего свидетельства я не отказываюсь.
28
В этом мире порой случается, что юридические ошибки исправляют. Мать и сын из «Ужасных родителей», существа чистые и по-детски невинные, в 1939-м обвиненные в инцесте Муниципальным Советом, а в 1941-м — милицией, оказались единодушно оправданы на апелляционном рассмотрении дела в 1946 году.
29
Я прекрасно знаю, что скажут об этой книге. «Автор преизрядно надоел всем копанием в себе». Можно подумать, кто-то пишет иначе. Да взять хотя бы критиков: они давно уже не судят объективно, а всё мерят по себе. Обычное явление для эпохи, ополчившейся против личности, которая в результате только больше замыкается в своем личностном. Потому что миром движет дух противоречия, а Францией — в особенности.
30
Перевод Надежды Бунтман
31
Записи 1930 года были добавлены к верстке.
32
Признак боевого героизма — непослушание и недисциплинированность.
33
Послание лорду Дугласу (Полный текст).
34
Чудесное касается вещей, легко разрушаемых, и понятно, почему оно является нам по незначительным поводам: это позволяет путать его с мелкими совпадениями.
35
Моя ночь есть свет… (нем.).
36
Здесь и далее перевод стихов Натальи Шаховской.
37
(1930) Гебдомерос подтверждает мое предположение. Кирико Русселя не читал. Они просто по-родственному похожи.
38
Цит. по книге А. Бергсон. Смех. М. Искусство 1992. Стр. 20 — Прим. перев.
39
Я видел такие прочные и легкие скульптуры Джакометти, что они напоминали снег, размеченный птичьими следами.
40
Перевод Марии Аннинской.
41
Ложь — единственная форма искусства, которую публика принимает и инстинктивно предпочитает реальности.
«Попытка непрямой критики»
42
Будучи приблизительно того же возраста, что и Марсель Пруст в пору написания «Утех и дней»>{274}, я часто посещал его комнату и находил совершенно естественным, что Пруст обращается со мной так, точно я уже миновал этот этап и ступил на трудную стезю, на которую мне еще только предстояло ступить, а он сам ступил уже давно. Наверное, Пруст, как никто умевший разглядеть архитектонику судьбы, первый увидел будущее, от меня еще сокрытое настолько, что мое настоящее казалось мне единственно значимым, хотя впоследствии я начал воспринимать его как череду серьезных ошибок. Объяснение его снисходительности по отношению ко мне можно прочесть на странице 122 «Под сенью девушек в цвету».
Потому и многие письма Пруста казались мне загадочными они словно выплывали из будущего, которое ему уже открылось, а мне — пока нет.
Его комната была камерой-обскурой, там в человеческом времени, где настоящее и будущее перемешаны, он проявлял свои негативы. Я пользовался этим и теперь порой сожалею, что знал Марселя в то время, когда, несмотря на все мое почтение к его творчеству, я сам был еще не достоин им наслаждаться.
43
Я прошел школу дрессуры у Раймона Радиге, которому было тогда пятнадцать. Он говорил: «Романы надо писать как все. Необходимо противостоять авангарду. Теперь это единственная проклятая роль. Единственная стоящая позиция».
44
Возможно, изобретя калейдоскоп, мимоходом открыли великую тайну. Все его бесчисленные комбинации — суть производные трех элементов, внешне друг другу чуждых. Вращательное движение. Осколки стекла. Зеркало. (Именно зеркало организует два других элемента: вращение и осколки).
45
Калигарис пишет о своего рода акупунктуре (к примеру, прикосновение холодного предмета к задней стороне правой ноги, приблизительно на два с половиной сантиметра внутрь от центральной линии и на три-четыре сантиметра ниже середины ноги) пробуждающей в нас рефлексы, благодаря которым мы можем обойти категорию времени-пространства, в результате складывается впечатление, что у подопытного открылся дар ясновиденья. Впоследствии обнаруживается, что все, о чем он говорил, сбылось.
46
Этих бомбометателей звали М. Миллер и Э. Шпитцер. Самолет их называйся «Великий артист».
47
Процесс над старым колдуном, как сказал бы Ницше, процесс, на котором Эмиль Людвиг>{275} исполняет роль генерального прокурора, не рассматривает ни открытий доктора Брюэра>{276}, ни достижений психоаналитиков и психиатров. Эти последние уже перестали искать у пациентов собственный недуг. Они их лечат.
48
После трагедии в Люре>{277} полиция долго разыскивала семью, устроившую пикник на месте преступления.
49
Этот внешний стиль, существующий сам по себе, эта живописная поверхность, скрывающая предмет, заставляет людей говорить. «Я не разделяю идей Мориака, но до чего здорово сказано!» Такое невозможно, если стиль задан моралью, тогда он не обладает внешней декоративностью и не приманивает насекомых, которым эта мораль чужда. В результате человекообразные насекомые решают, что «это не было написано». И отворачиваются от живого цветка, чтобы ринуться на искусственные.
50
Доктор М. рассказал мне историю одной дамы, которая запретила своей дочке разглядывать срамные части тела маленького братика, мотивируя это тем, что от них все несчастья. Ночью девочка вооружилась ножницами и отрезала братику эти части тела, а затем побежала будить мать, чтобы рассказать ей о своем подвиге. Она считала себя героиней, равной Юдифи. Она никак не могла взять в толк, почему мать обезумела от горя.
51
Когда Салон французских художников отверг картины Мане, Сезанна и Ренуара, а позже их принял, это было то же самое жюри, только у него открылись глаза.
52
Почему бы снова не поставить «Золотую голову»? Или невидимость этой вещи не позволяет к ней подступиться?
53
«Опыты», гл. «Апология Раймунда Сабундского». (пер. Ф. А. Коган-Бернштейн) — Прим. перев.
54
Когда я спросил у Жене, почему он не хочет знакомиться с Жидом, он ответил: «Можно быть либо судьей, либо обвиняемым. Не люблю судей, которые участливо хлопочут об осужденных».
55
В Кноссе ульи голых критских холмов постепенно ведут нас к открытому улью дворца, настоящему лабиринту, выстроенному Дедалом для Миноса. На фресках мы видим фигуры с пчелиными талиями, которые перелетают от цветка к цветку и готовят, наверное, золотой мед, из которого сделан парус свода в музее Канди[68] — на нем тоже, друг напротив друга, изображены две пчелы.
56
Поговорку «Увидеть Неаполь и умереть» следует читать так: «Увидеть Неаполь и мавров».
57
Я опубликовал «Лампу Алладина», «Ветреного принца» и «Танец Софокла» — три никчемные вещицы.
58
Сновидение столь быстротечно, что одна секунда может вместить объем, равноценный всему, что написал Марсель Пруст. Впрочем, произведения Пруста больше похожи на сон, чем то, что нам преподносят в качестве пересказа снов. У Пруста есть многочисленные персонажи, прихотливые интриги, отсутствие хронологии, жестокость, тлетворность, комическое, с точностью описанная обстановка и «все хорошо, что плохо кончается».
59
Споры между египтологами доказывают, что не всем исследованиям можно доверять. Гибель в дорожной аварии Александра Варийя, лучшего из молодых французских египтологов, — пример того, как неведомое обороняется по всем направлениям. Насмешки, которыми официальные египтологи осыпают работу Варийя «Лестница — внутри консьержки», не решают проблему. Потому что лестница настолько же присутствует в консьержке, насколько консьержка — на лестнице. Я получил тому доказательства, когда моя консьержка перестала носить мне письма, заявив, что это ни к чему, потому что все равно скоро война. В этом случае лестница действительно находится внутри консьержки, и это мешает ей по лестнице подняться.
60
Перевод Н. Бунтман.
61
Три движения у Пруста: Желание вещей издалека. Невозможность наслаждаться ими в момент обладания. Отделение их от себя, чтобы наслаждаться ими издалека.
62
Бывают уникумы в мире цифр. Эварист Галуа — Рембо от математики — стал жертвой педагогов и умер в двадцать лет (29 мая 1832 года), написав шестьдесят страниц, до сих пор открывающих неведомые перспективы для ученых. «Я варвар, — говорил он, — потому что они меня не понимают». И еще: «Я провел исследования, которые заставят многих ученых бросить то, над чем они работают».
63
В одном сне я ходил взад-вперед перед вилами, воткнутыми в землю между колонкой Уоллеса>{278} и пьедесталом одного из коней Марли>{279} на Елисейских Полях. Я знал, что хожу взад-вперед, ожидая, пока проснусь, а когда проснулся, задумался, почему, пока я ходил, я не закурил сигарету, как это делаю обычно. Тут я понял, что во сне никогда не курю. Должно быть, это каким-нибудь образом связано с тем, что в моих пьесах никто не курит. Отсутствие курения в пьесах я объясняю тем, что курить для актеров — это заполнять паузу, а такое не может быть предусмотрено ни в сюжете, ни в тексте.
64
Это случай Гастона Увриё (1917). Он доказывает (хотя науке от этого нет никакой пользы), что не так сложно просветить радаром человеческий мозг. Увриё может водить машину с завязанными глазами на любой скорости. Он может отвечать на вопросы, которые его собеседник думает. Только в его случае речь идет не о способностях медиума, а о крошечном осколке снаряда в черепе.
65
Перевод Натальи Шаховской.
66
Её всеохватное великодушие заставило меня полностью отказаться от понятий «твое-мое», этого печального наследия французской буржуазии.
67
«Так повелось, что говорить о себе порочно. Это воловья упряжка, в которую не впрягаются ни Святые, чьи высокие речи о себе мы слышим, ни философы, ни теологи… Кто сам судит себя так, пусть бесстрашно позволяет судить о себе по тому, что выходит из его уст».
Монтень
68
Музей Канди. — Канди — одно из названий Гераклиона (Ираклиона) — города порта, построенного арабами на острове Крит в X веке. Кокто был на Крите в июне 1952 года и посетил музей Канди в Кноссе. «Больше всего в этом музее меня поразили голова быка из черного камня с белыми прожилками и глазами из красного стекла, деревянная фигура пловца, золотой кулон с двумя пчелами и женщины из терракоты, у которых двигались ноги».
Монодраму «Человеческий голос» Кокто написал в 1930 году для актрисы и телефона, напитав сюжет удушливой атмосферой одинокой женской квартирки где-то на бульварах. Главную роль на премьере исполнила французская звезда Берт Бови, и с тех пор эта роль стала бенефисной для многих великих актрис театра и кино, таких как Анна Маньяни, Ингрид Бергман, Симоне Синьоре. Несмотря на давнюю дружбу с Жаном Кокто, Франсис Пуленк ждал 29 лет, прежде чем решил написать оперу на сюжет «Человеческого голоса». Сделав ряд незначительных купюр, он использовал оригинальный текст пьесы в качестве либретто.
«Ужасные дети» — отчасти автобиографический роман Жана Кокто — известного поэта, писателя, драматурга, график и декоратора, живописца…
История, рассказанная в пьесе, стара, как мир и столь же тривиальна. В центре внимания драматурга — театральный семейный дуэт, скучноватая идилличность которого внезапно вспарывается острыми углами любовного треугольника. Примадонна и хозяйка парижского театра Эстер находится на том гребне красоты, признания и славы, за которым неминуемо брезжит период медленного увядания. Она обожает своего мужа Флорана — героя-любовника, премьера «Комеди Франсез». Молодость врывается в их жизнь непрошеной длинноногой гостьей, начинающей актриской Лиан, чьи робость и полудетская угловатость быстро сменяются созвучной новому времени беспардонностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вечная тема противостояния Мужчины и Женщины, непримиримая схватка двух любящих сердец. Актриса то отчаянно борется за ее счастье, то выносит обвинительный приговор, то почти смеется над ней, то от души сочувствует. Права ли женщина, которая любит мужчину так, что тот задыхается от ее любви? Никто из нас не знает ответа на этот вопрос, но каждый может поискать его вместе с персонажами пьесы Жана Кокто.
Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников.