Эссеистика - [137]

Шрифт
Интервал

Тем не менее, со временем мы становимся проницательными. Мы научаемся помогать счастливой случайности, и тогда она служит нам без обмана.


*

Перед дружбой стояла бы слишком простая задача, если бы она легко могла обходить препятствия, чинимые произведениями, которые в своем невидимом мире поднимают на ноги полицию. Это тем более сложно, что нам приходится выполнять параллельно обе задачи и ни в коем случае их не смешивать, иначе наша главная работа подумает, будто дружба к ней ревнует.

Чтобы сохранить это равновесие, недостижимое в городской круговерти балаганных представлений, тиров, русских горок и качелей, необходима крепость.

К дружбе я советую применять то же правило, что и к вину: не трясти бутылку. В целом она не любит расставаний, пусть даже ненадолго. В этом она близка к триаде, разложение которой приводит к катастрофе. Дружба предпочитает, к примеру, совместные путешествия: если произойдет авария, то, по крайней мере, смерть будет обоюдной.

Епископ Монако рассказал мне, что считает себя виновным в смерти молодой женщины, которая погибла при крушении «Лангедока». Она очень спешила, и епископ уступил ей свое место. Этот епископ — обитатель скалы, на которой возвышается храм: храм Случая. Он не был другом этой молодой женщины. Он всего лишь оказал ей любезность. Если бы он был ее другом, он бы, наверное, предпочел лететь вместе с ней.


*

Дружба представляется ненужной в торопливом и недоверчивом возрасте. Что есть дружба для того, кто жертвует ей ради принципа? Что есть дружба в мире, который плюет на сердечные наслаждения? «Да плевать я на них хотел», — так они говорят. Хорошо плачет тот, кто плачет последним.


*

P.S. — Я знаю, что говорить о себе — нескромно. Тому есть великие примеры[67]. Но эта книга обращена к друзьям. Она сама выпадет из рук тех, кому покажется отталкивающей. Безо всякого стеснения беседовать с друзьями — что может быть естественней? Механизм, который моя книга так неловко пытается исследовать, сам оттолкнет тех, кто слушать не должен. В конечном итоге именно по этому признаку я определяю, что был менее свободен в написании этой книги, чем полагал. Я закончил ее главой «О дружбе», потому что именно к дружбе обращаюсь.

Может быть, сквозь мой беспорядок бредущего на ощупь впотьмах человека проступит все же линия моей морали и предостережет чуткие души от опасности бродить по бездорожью. Есть вещи дозволенные, а есть такие, что запрещены нам. Я бы хотел писать замечательные, восхитительные книги. То, что их диктует авторам, не отравляет их своим ядом. Только будущее — если оно существует — будет судить о моей неосторожности. Но, по правде говоря, я бы мучился гораздо больше, попробуй я соблюдать осторожность.

Я не могу похвастаться осторожностью, потому что никогда не был осторожен и не знаю, что это такое. В то, что я делаю, я ныряю сразу и с головой. Будь что будет. Эрик Сати рассказывал, что в юности ему все время повторяли: «Со временем сами увидите». — «Мне уже сорок, — говорил он мне, — но я так ничего и не увидел».

Родные, как правило, откладывают для нас некоторую сумму денег, которую нам не отдают, а берегут на тот случай, «если с нами что-то случится», но они забывают, что в этой жизни с нами все время что-то случается, и мы ежеминутно умираем так же, как умрем однажды.

О поведении

По утрам не сбривать себе усики-антенны.


*

Чтить движение. Избегать школ.


*

Не смешивать знание приобретенное и знание врожденное.

Важно только последнее.


*

Подобно хорошенькой женщине, следить за своей «линией» и за своим исподним. Но я говорю не о них.


*

Становиться другим, чтобы принимать на себя удары (Лепорелло).


*

Когда Аль Брауну говорили: «Вы не боксер, вы танцор», — он смеялся. И выигрывал.


*

Не обращать внимания на неточности, которые про нас печатают. Они нас охраняют.


*

Являть собой постоянный вызов целомудрию. Опасаться тут нечего. Это постоянно происходит со слепыми.


*

Мы либо судьи, либо обвиняемые. Судьи сидят. Обвиняемый стоит.

Жить стоя.


*

Помнить, что шедевр свидетельствует об извращенности ума. (Расхождение с нормой). Превратите его в действие. Общество это осудило бы. Впрочем, так обычно и происходит.


*

Находиться в оппозиции по отношению к тому, что называют авангардом.


*

Торопиться медленно.


*

Бежать впереди красоты.


*

Сначала найти. Потом искать.


*

Оказывать услуги, даже если это нас компрометирует.


*

Компрометировать себя. Заметать следы.


*

Уходить с бала с легким сердцем.


*

Кто на обиду обижается, тот сам обидой заражается.


*

Понимать, что иные наши враги являются нашими истинными друзьями (вопрос уровня).


*

Избавляться от привычки быть в плохом настроении.

Плохое настроение — наихудший из смешных недостатков.


*

Не бояться быть смешным относительно смешного.


*

Быть божьим даром. Не пугать себя с яичницей.


*

Смотреть на неудачи как на везение.


*

Неудача в одном деле подталкивает к новому делу.


*

Некоторая глупость необходима. Энциклопедисты стоят у истоков того ума, что является наивысшей формой глупости.


*

Не замыкать круга. Оставлять его открытым. Декарт замыкает свой круг. Паскаль оставляет открытым. Победа Руссо над энциклопедистами, замыкающими круг, в том, что он оставил свой открытым.


Еще от автора Жан Кокто
Человеческий голос

Монодраму «Человеческий голос» Кокто написал в 1930 году для актрисы и телефона, напитав сюжет удушливой атмосферой одинокой женской квартирки где-то на бульварах. Главную роль на премьере исполнила французская звезда Берт Бови, и с тех пор эта роль стала бенефисной для многих великих актрис театра и кино, таких как Анна Маньяни, Ингрид Бергман, Симоне Синьоре. Несмотря на давнюю дружбу с Жаном Кокто, Франсис Пуленк ждал 29 лет, прежде чем решил написать оперу на сюжет «Человеческого голоса». Сделав ряд незначительных купюр, он использовал оригинальный текст пьесы в качестве либретто.


Ужасные дети

«Ужасные дети» — отчасти автобиографический роман Жана Кокто — известного поэта, писателя, драматурга, график и декоратора, живописца…


Священные чудовища

История, рассказанная в пьесе, стара, как мир и столь же тривиальна. В центре внимания драматурга — театральный семейный дуэт, скучноватая идилличность которого внезапно вспарывается острыми углами любовного треугольника. Примадонна и хозяйка парижского театра Эстер находится на том гребне красоты, признания и славы, за которым неминуемо брезжит период медленного увядания. Она обожает своего мужа Флорана — героя-любовника, премьера «Комеди Франсез». Молодость врывается в их жизнь непрошеной длинноногой гостьей, начинающей актриской Лиан, чьи робость и полудетская угловатость быстро сменяются созвучной новому времени беспардонностью.


Урок вдовам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Равнодушный красавец

Вечная тема противостояния Мужчины и Женщины, непримиримая схватка двух любящих сердец. Актриса то отчаянно борется за ее счастье, то выносит обвинительный приговор, то почти смеется над ней, то от души сочувствует. Права ли женщина, которая любит мужчину так, что тот задыхается от ее любви? Никто из нас не знает ответа на этот вопрос, но каждый может поискать его вместе с персонажами пьесы Жана Кокто.


Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников.