Если ты мне веришь - [39]

Когда тетушка снова взглянула на меня, ее лицо мне уже не казалось таким увядшим, как несколько минут назад. Она даже смогла улыбнуться мне:

— Ну и где он, Кристен? — едва слышно проговорила она и снова подняла голову вверх, чтобы взглянуть на то, как падают сухие листья, лишаясь жизни.

Я повернулась вокруг себя несколько раз, чтобы убедиться, не пришел ли гость, но так и никого не увидела.

— Нужно подождать, — сказала я и присела на ту лавочку, на которой я последние вечера сидела в ожидании. Люсинда послушно присела рядом, укутываясь с головой в плащ:

— Здесь довольно прохладно, — все также тихо проговорила она и притворно застучала зубами.

— Бывало и холоднее, например, вчера, — я резко вздернула голову, стараясь казаться выше тетушки, но когда она на меня посмотрела с хитрой ухмылкой, я тут же приняла свое прежднее положение.

— Так здесь ты пропадаешь каждый вечер?

Я кивнула и заметила, как лицо Люсинды превращается в нечто похожее на лицо первокласнника, который никак не может понять, откуда берутся белые кристаллики, падающие с неба. Мне это даже понравилось. Но тетушка, явно была этим недовольна.

— И что же ты здесь делаешь часами? — она действительно не понимала, от чего меня сюда тянет, словно магнитом. Я и сама объяснить толком этого не могла. Но когда жизнь медленно течет в одном направлении и вдруг резко меняется, открывая что — то для тебя новое, ты уже не можешь остановиться. Ты уже не хочешь возвращаться к преждней жизни. Ты об этом и не думаешь даже, наслаждаясь тем, что тебе подарила судьба. И, возможно, ты не благодаришь ее за это каждое утро, только пробуждаясь, но все же где — то в глубине души ты безгранично рад тому, что ты не просто существуешь в этом мире.

На заданный тетушкой вопрос, я совершенно не знала, что ответить. Если бы снова повторилась о летающем коне, о том, что я каждый вечер летаю над городом глядя вниз, что каждый вечер я также могу раскинуть руки, подобно птице, она, конечно, мне не поверила бы. Но и то, что я сижу просто в тишине здесь, в парке, в полном одиночестве, тоже не внушает особого доверия.

Я посмотрела на Люсинду. Она, кажется, совсем не ждала от меня ответа, чем очень обрадовала. Тетушка, что есть мочи, вытянула худощавые ноги вперед, чтобы хоть как то размяться, и с великим наслаждением любовалась на макушки старых деревьев.

— А тут и вправду удивительно, милая, — уже громче проговорила она, — словно действует успокаивающе на весь организм. Ты была права: я просто обязана была посидеть здесь хоть несколько минут.

После этих слов, Люсинда потянулась и достала руками колени, а затем резко разогнула спину, всматриваясь в меня.

Я согласно закивала головой, хотя цель нашей прогулки и заключалась в совершенно ином.

— Ну, так, идем домой? — Люсинда посмотрела на меня все с тем же детским лицом, но уже беспечным. Словно все проблемы вмиг ушли, а если некоторые и остались, то тетушки не было никакого дела до них. Это ее ни касалось. Может, она бы тогда и не вспомнила, что такое проблемы вообще. Поэтому этот парк был действительно волшебным.

Люсинда не стала тогда спрашивать, где же то, зачем мы пришли. Она не стала смеяться надо мной, не стала плакать за меня. Наверное, она специально не придала моим словам никакого значения, считая, что этим лишь испортит совсемтную прогулку.

— Нет, тетушка! — воскликнула я и снова обернулась, в надежде, что мы увидем все же то, ради чего туда пришли.

Люсинда вздрогнула и прижала указательный палец к губам, прося меня вести себя тише. Ей будто в тот момент было совершенно плевать на меня и мои чувства, она лишь наслаждалась тишиной парка.

Но это только разозлило меня. И даже тот парк уже не действовал на меня так благотворно, как он действовал на Люсинду.

— Хорошо, — согласилась тетушка, — посидим еще чуть — чуть. Она взглянула на меня и, увидев, что я довольна тем, что одержала победу, добавила, — только совсем недолго. Иначе мои ноги превратяться в две сосульки.

Мне пришлось улыбнуться, давая понять, что шутка тетушки удалась. И Люсинда продолжила дальше наслаждаться тишиной.

Я вспомнила, что взяла с собой пакет со свежими крекерами — любимое лакомство того зверя, и тут же с жутким шорохом достала его. Тетя не подала виду моим швыряниям, и мне пришлось ее оторвать от столь веселого занятия, как любование тишиной.

— Угощайтесь, — протянула я руку с пакетом. Люсинда взяла несколько штук и, молча, продолжила свое занятие.

Тишину нарушал хруст крекеров, издававшийся от нас, а запах мокрой листвы приглушал запах соленого печенья. Погода и впрямь была холодной, и поэтому мы быстро начали замерзать.

Наконец, засунув руку в пакет и, не обнаружив там ни одного крекера, Люсинда жалобно проговорила:

— Крис, пошли уже домой?

Я понимала, что нам пора идти. Время было достаточно позднее, крекеров не осталось и вероятность, что конь появиться, постепенно уменьшалась. Мне не хотелось просто так уходить из парка. Ни с чем. Я чувствовала себя обделенной, ненужной. Но во мне сидела злость, во мне сидела обида, которое начала заполнять мое тело от кончиков ног и дошла до самого сердца.