Если любишь… - [56]

— Москва — это не Бергильды, — инструктировал его Гаврилыч, — туда вахлаком ехать не след. Ты себе пиджак новый купи, и галстук, и туфли почисти, а я тебе портфель дам, мне на районной профсоюзной конференции подарили. Дело солидности требует. Смотри, Урванцев, не позорь нас.

— Че я, не понимаю… — огрызался Володька. — Не боись…

— Никаких «не боись»… Знаю я тебя, смотри не загуляй.

Москва встретила Володьку дождем, а плащ он, как назло, не прихватил, как-то не подумал даже, что столица тоже на грешной земле стоит и дожди здесь — и ливневые, и обложные, и косые, и слепые — очень даже могут быть.

Первым делом поехал в суд. Пока добирался, выспрашивал у милиционеров, как и куда ехать, промок до нитки. Но в суде приняли во внимание дождь и Володьке за его внешний вид никаких замечаний не сделали.

Судебное разбирательство намечалось через два дня, и это значило, что гражданка Лаврова могла еще возвратить деньги по доброй воле. Могла, но не возвращала.

Устроился он в гостинице «Алтай», неплохо устроился, правда, в комнате, кроме него, было еще трое ребят. Они, так же как и он сам, с утра отправлялись бродить по музеям и собирались все вместе лишь вечером, обсуждали увиденное, дивились Москве и москвичам, которые, говорят, в музеи ходят по великим праздникам.

Больше всего Володьке понравилось в Оружейной палате. Как человек, уважающий всякое ремесло, он с восхищением разглядывал кубки и братины, сабли и щиты, седла и колчаны, но больше всего его поразил настольный фонтан гамбургского серебряных дел мастера. Никак Володька не мог уяснить себе, каким образом вода из шара, находящегося внизу, может по трубочке сама подниматься вверх и вытекать из пучка молний, который держит Юпитер.

Долго он прикидывал, что, может, раньше воду подсасывали, как сейчас подсасывают шофера бензин, когда переливают из бака в ведро, а может, там, внутри фонтана, какой хитрый насос стоит, но как-то не сходились его размышления в единое и верное — да, так и есть.

Он поражался мастерству старых ремесленников и думал, как бы хорошо в наше время поднять эти ремесла, распространить, может, даже особые технические училища открыть по перениманию старого опыта… Но и это было как-то нереально.

Конечно, если бы государству понадобились такие мастера, они бы нашлись. Неужели опять у германцев всякие красоты покупать? Вон в Златоусте родился же Бушуев, почище немцев был, такие клинки делал… Да и сам Володька, если бы хотел, тоже промашки не дал. Смог бы. И фонтан, и шлем, и братину, и какой угодно серебряный сервиз, только вот с инструментом туговато.

Решившись в будущем заняться серьезным делом, Володька после посещения Оружейной палаты немедля зашел в магазин инструментов и купил себе самый дорогой и красивый инструмент.

Ходил по Красной площади, смотрел смену часовых, слушал звон курантов, дивился на Василия Блаженного.

Как-то соседи по комнате уговорили его поехать в Загорск, смотреть Троице-Сергиеву лавру.

И там Володька много увидел. Как ни странно, его, неверующего человека, поразила Троицкая церковь, где шла служба у раки Сергия Радонежского. Ему объяснили, что Сергий благословлял Дмитрия Донского на битву с монголо-татарами, что в раке его мощи нетленные.

— Кости, что ли? — спросил Володька, и ему сказали: «Мощи, молодой человек. Нетленные… Ведите себя прилично». Володька хотел обидеться, объяснить, что его неправильно поняли, но бабка, которая ему все разъясняла, уже ушла, что-то бормоча себе под нос.

Они все четверо вышли из церкви и натолкнулись на группу туристов. Бойкий экскурсовод говорил профессионально быстро и как-то бездушно: «В 1918 году рака, якобы с нетленными мощами Сергия Радонежского, была вскрыта, оказалось — никаких мощей там нет. Найдено было лишь ребро и клок рыжих волос…»

— Чего ты болтаешь! — возмутился Володька, но новые его товарищи потянули его за локоть:

— Пошли, не слушай.

Так два дня ездил и ходил Володька Урванцев по древним, коренным местам, дивился. А на третий — явился в суд.

— Встать! Суд идет! — сурово произнес секретарь суда, и у Володьки враз вспотели ладони. Он первый раз был в суде. Вошли судьи.

Потом секретарь быстро, слитно произнося слова, зачитал суть рассматриваемого дела.

— Слушается дело гражданки Лавровой Марии Егоровны по иску Урванцева Владимира Ивановича о незаконном присвоении…

Володька слушал и все ниже склонялся головой на спинку впереди стоящего кресла. Он специально сел во второй ряд, чтобы не торчать перед судьями.

— Истец, — это слово пронзило его как стрела. Вдруг стало стыдно, что здесь, в центре Москвы, в самом что ни на есть центре России, его обзывают таким обидным словом. — Истец! — Он встал. — Правильно было изложено дело?

Володька поежился под взглядами присутствующих и хрипло ответил:

— Правильно, ну да…

— Так, — судья, мужчина лет сорока, поправил очки, глянул в бумагу, лежащую перед ним, и посмотрел на Марию. — Так, ответчица, согласны ли вы с предъявленным вам иском?

— Да, — тихо ответила Мария.

— На следствии вы говорили, будто не знали, что деньги вам идут от другого человека, поскольку бывший муж писал вам два раза из Ферганы?