«Если», 2017 № 02 (249) - [8]

Для начала его оформили сторожем боксов, пока еще пустых. Ванька тосковал и вспоминал годы своей цирковой славы. Потом, когда боксы утеплили и поставили там первое подопытное животное, молодую слониху Люську, Ваньке были торжественно вручены навозные вилы, и он принялся ходить за Люськой так, как, наверно, за невестой не ходил бы. Платили ему хорошо и даже радовались удаче: где бы еще посчастливилось раздобыть специалиста по уходу за слонами? На свое пятидесятилетие Ванька закатил настоящий банкет в ресторане, после которого пропал. Нашли его в слоновнике, спал у Люськиных ног, и слониха отмахивалась хоботом от всех, кто пытался подойти к Ваньке. А удар слоновьего хобота гарантирует полет метров на пять с последующим контактом с бетонной стенкой.

С того дня Софрону Аржакову, что называется, пошла карта: на острове Малый Ляховский, где уже нашли одну тушу мамонтихи, обнаружилось целое кладбище, и в мягких тканях мамонтенка, удивительно хорошо сохранившихся, нашлись клетки с неповрежденными ядрами. Можно было всерьез думать о клонировании.

Специалистов в этой области на планете уже было немало, но они имели дело с клонами живого зверья. Возродить мамонта — это даже для них было рискованной и непонятной затеей. Клон овцы-рекордистки, дающей феноменально тонкую и длинную шерсть, — пожалуйста. Даже клон охотничьего беркута-чемпиона — с удовольствием. Но мамонт?

Многие считали живого мамонта дорогостоящей игрушкой.

— Да тут на одних туристах республика миллиарды будет иметь! — отбивался Аржаков. И добился-таки ассигнований на вторую слониху, Бетти. Для нее взяли на работу Алтану Могусову, женщину основательную, неулыбчивую и с правильным понятием о порядке.

Поскольку эксперименты были удачными, к Могусовой прикрепили стажера, который мог вскоре понадобиться, что вызвало у Ваньки сущую истерику. Он считал Алтану самозванкой, которая примазалась к слонам по большому блату, а сама хвоста от хобота не отличит.

Аржакову было не до Ванькиной придури. Он принимал почтенного гостя — Джона Тревельяна из Сиднея. Австралийцы имели своего «мамонта» — тасманского волка, от которого не то что туши в вечной мерзлоте, а вообще почти ничего не осталось — только заспиртованный детеныш в музее. Как ни бились, а образцы ДНК, добытые из экспоната, оказались непригодными для опытов. Но упрямый Тревельян не сдавался — и вот сейчас вез в Якутск террариум, в котором сидели две большие крысы. После того как фрагмент генома сумчатого волка ухитрились встроить в геном эмбриона мыши, дело пошло на лад, и дальше опыты проводились на крысах. Эти две были третьим поколением. И от Тревельяна ждали советов по мамонтовой части — может, и впрямь следует использовать какое-то мелкое млекопитающее, прежде чем браться за слоних.

Австралиец прожил в Якутске почти три месяца, пристрастился к строганине и кумысу, накупил мехов, ходил в добытой непонятно где расшитой шубе, и никто не рискнул сказать ему, что это свадебный наряд якутской красавицы. Он также посватался к Саяре Даниловой, и веселая аспирантка принялась морочить ему голову, пока не вмешался законный жених — Эргис, которому Аржаков за такое отчаянное вмешательство устроил хорошую головомойку в своем кабинете.

— Ты сам набрал молодежь, сынок. Вот и не удивляйся, что в институте страсти кипят, — сказал на это Аржаков-старший.

— Чему-то новому можно научиться только у молодежи, — ответил Софрон, которому на днях исполнилось сорок пять.

Но в результате, насмерть переругавшись, а потом помирившись с Но Пуангом, Тревельян настоял на том, чтобы использовать вместо мышей коз. И уехал, когда первая коза с подсаженным фрагментом генома дала подходящий клеточный материал.

Потом Ванька Попов, плохо понимавший, чем занимаются в институте, полез с кулаками на Тускула Кытчиева, вкатившего Люське слоновью, как и полагается, дозу снотворного. Пришел Аржаков, выругал Ваньку и прогнал из слоновника.

Предстояла тонкая операция — через микроразрез, запустив крошечного робохирурга, достать Люськину яйцеклетку. Потом ту же операцию проделали с Бетти. И через сутки им вернули яйцеклетки с подсаженной ДНК. Теперь оставалась гормональная терапия.

На Ваньку и Алтану возложили обязанность брать пробы слоновьих экскрементов каждые два часа. Будь Ванька подипломатичнее — уговорился бы с Алтаной, составил бы график, чтобы ночью хоть четыре часа поспать. Но он был сердит на всех, и особенно его раздражала Саяра, приходившая ставить слонихам уколы.

Наконец стало известно: обе слонихи в интересном положении. Тут-то настал Ванькин звездный час. Он ухаживал за Люськой, как мать за болезненным младенцем, вовремя давал витамины, водил на прогулки, сам смастерил ей попону и порывался изготовить войлочные сапоги. А уж как он истреблял блох, чьи укусы даже толстокожему слону неприятны, — это была эпопея, достойная Гомера.

Люська носила свое дитя двадцать один месяц, Бетти — двадцать два. Для принятия родов вызвали лучших ветеринаров Якутска. И вот, наконец, на свет появился первый мамонтенок. Когда он обсох, стала видна светленькая шерстка. Радость в институте была неимоверная.