Эшелон на Самарканд - [10]

Шрифт
Интервал

Нащупал в складках бушлата револьвер — ни портупеи, ни формы казанским транспортникам еще не выдали, и потому приходилось носить оружие по-простому, в кармане. Стараясь переступать бесшумно по шуршащему под ногами мелкому камню, подобрался к эшелону.

Снаружи в вагон было не заглянуть — окна располагались высоко, Дееву с улицы виден был только кусок потолочной обшивки. На потолке раскачивалась чья-то тень — мерно и широко, маятником.

Вынул револьвер. Медленно, затаив дыхание поднялся по железным ступеням к вагонной двери. Взялся за ручку и так же медленно потянул на себя. Выставив оружие вперед, скользнул в открывшуюся дверную щель.

Посреди освещенного керосиновой лампой вагона колыхались женские бедра: комиссар Белая мыла пол — в одном исподнем, чуть согнув колени и выставив кверху крепкие ягодицы. Исподнее было мужское, обрезанное наподобие коротких панталон, и почти целиком открывало ноги — стройные, как мальчишечьи, с едва обозначенными округлостями икр.

— Где вы ходите, Деев? — Почувствовав чужое присутствие, Белая распрямилась и утерла лицо тыльной стороной ладони. — Был же уговор: ночью чистоту наводить.

Лампа стояла на полу — для лучшего освещения фронта работ, — и фигура женщины была подсвечена снизу каким-то фантастическим театральным светом. Голые ноги золотились ярко, в мельчайших подробностях: колени — ямочки и бугорки — будто два детских личика; лодыжки — сухие и тонкие, хоть ладонью обхвати; а ступни — так и есть! — узкие, но не маленькие, как думалось Дееву, а длинные. Ему показалось даже, что он различает крохотные волоски на внешней стороне женских голеней. Торс Белой окутывала тень, а голова еле виднелась в сумраке вагона.

— Обувь искал. — Деев не знал, куда деть глаза. — И добыл! Послезавтра выезжаем.

— Быстро, — кивнула одобрительно и подошла ближе. — Мои советы помогли? Прижали к стенке начальника горснабжения и пригрозили пожаловаться в ЧК?

Дышала глубоко, успокаивая сбившееся от работы дыхание. А пахла — солью. Из неотжатой тряпки в руке женщины капала на пол вода.

— Глаза отво́дите. Неужели угадала?

— А ты оденься! — вспылил Деев немедля. — Тогда и не буду отводить.

И заставил себя уткнуться взглядом в ее грудь — вот тебе! Пялился нахально в распахнутый створ исподней рубахи — вот тебе! — не моргая, а нарочно даже выкатив глаза и чувствуя, как теплеют от стыда щеки. Все разглядел — и шею, и бугорки ключиц, и каплю пота в ямке между ними. И сам не знал, как исхитрился в эдакой темноте, а разглядел.

— Для вас я комиссар, а не женщина, Деев. — Белая подошла вплотную, и тело его подобралось, распрямилось в струнку, словно за волосы к потолку потянули, чтобы стать хоть на вершок повыше. — Тогда какая разница, в чем я? Или в чем вы? Разве не так?

Стать повыше — не получилось.

Белая разорвала тряпку надвое и одну половину кинула Дееву под ноги. Сама же вернулась к вымытому участку и продолжила уборку.

Работала быстро и ладно. Руки размашисто скользили по полу, спина упруго раскачивалась. Волосы колыхались в такт движениям, вспыхивая золотым облаком в мерклом керосиновом свете… Деев одернул себя — отвернулся.

Вдруг понял, что все еще держит в ладони револьвер. Стал засовывать обратно в бушлат, но никак не мог попасть в карман. Попал наконец. И тут же едва не сбил ботинком ведро с водой. Да что за напасть!

Он пульнул котомку с вещами на какую-то полку, сбросил бушлат и стал разуваться. Сбежать бы в соседний вагон и там наводить чистоту — да лампа одна. Даже в другой конец вагона не улизнешь — круг света невелик, придется толкаться задами на освещенном пятачке. Ну и потолкаются! Невелика задача — с наглой девкой пару часов полы драить. Закатал галифе по колено, а рукава гимнастерки — по локоть. Готов к уборке!

— А у меня неудача, — продолжала между тем Белая. — Начальник ваш, Чаянов, отказался вас с маршрута снимать. Сцепились мы с ним крепко. Я ему: слабоват, говорю, ваш Деев оказался — нервического склада, впечатлительный, как барышня. Не довезет…

Деев, как раз полоскавший свою тряпку в ведре, так и застыл — согнутый пополам, с мокрой ветошью в руках.

Перед ним уже недалеко маячили голые комиссарские ноги — отступая назад шаг за шагом и оставляя за собой чистые половицы.

— …А Чаянов мне в ответ: если кто и довезет — то Деев. — Ноги все ближе. — Хоть машиниста в пути заменит, хоть механика. И паровозы, говорит, знает, как отец родных детей. Я отступаю редко, но тут пришлось. — Ноги едва не у самого деевского лица, руку протяни — достанешь. — Вы что, и правда лучший?

Деев шваркнул мокрую ветошь на пол; крупные брызги — шрапнелью во все стороны.

Сорвал через голову гимнастерку, содрал галифе, отшвырнул в сторону — тоже остался в исподнем.

Схватил тяжелое ведро и с размаху жахнул из него всю воду — на вымытое. А заодно и на ноги, гладкие да бесстыжие. Жаль, одно только ведро было!

Волна раскатилась по вагону, окатила подставку керосиновой лампы — огонек не потух, лишь колебнулся слегка. Деев шлепнулся в ту воду на четвереньки и начал рьяно орудовать ветошью — перемывать за комиссаром.

Отвечать — не стал.

Белая постояла немного, глядя на Деева, и принялась помогать…


Еще от автора Гузель Шамилевна Яхина
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.


Дети мои

“Дети мои” – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий “Большая книга” и “Ясная Поляна” за бестселлер “Зулейха открывает глаза”. Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность. “В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас.


Мотылек

Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2014 Гузель Шамилевна Яхина родилась в Казани. По профессии PR-менеджер. Живет в Москве. Публикуемый рассказ — литературный дебют автора.


Швайпольт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ночь

Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2016 Гузель Яхина – российский прозаик. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», «Книга года» и «Звездный билет» за роман «Зулейха открывает глаза» (АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015). Публиковалась в журналах «Октябрь», «Нева», «Сибирские огни», «Дружба народов», «Сноб».


Винтовка

Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2015 Гузель Яхина — родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков КГПУ. С 1999 года живет в Москве; публиковалась в журналах «Нева» и «Сибирские огни»; студентка Московской школы кино (сценарный факультет).


Рекомендуем почитать
Оттепель не наступит

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.


Месяц смертника

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.


Осенние клещИ

Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.


Собака — друг человека?

Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак (с).


Смерть приходит по английски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тринадцатое лицо

Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?