Еще дымит очаг… - [11]

Шрифт
Интервал

Я, человек робкий и застенчивый с девушками, которые мне нравились, поняв, что Ася любит меня, начал относиться к ней пренебрежительно, держа ее, как говорится, про запас. Когда у меня ничего не выходило с одной или другой девушкой, когда я терпел фиаско, тогда я назначал свидание Асе. Я так привык к ее молчаливой покорности, что совершенно перестал с ней считаться.

Чтобы удостовериться в своей собственной силе, в любую минуту, как только мне взбредет в голову, случалось, что и ночью, я вызывал ее из общежития. (Родители Аси жили не в том городе, где мы учились.)

Мне очень нравилось ходить с Асей по улицам, я видел восхищенные взгляды мужчин и женщин. Особенно засматривались на Асю молодые парни и девчонки.

Сам я очень быстро привык к Асиной красоте. Она меня почему-то совершенно не волновала, может быть, потому, что я был уверен в своей безоговорочной власти.

Она не умела ни хитрить, ни кокетничать, ни скрывать свое чувство от меня. Да, она меня не волновала, как не волнует безупречная по формам мраморная статуя. «Она все молчит, все бледнеет да краснеет. Пора от вздохов переходить к делу, пора закругляться!» — решил я.

Пошли мы как-то вечером с Асей к морю. Она очень любила море, очень, как мальчишка. Часто меня туда тянула.

Море было холодное, серое, подернутое мелкой дождевой пылью, окутанное туманом. Туман, казалось, придавил воду своим плотным пологом, море было почти беззвучно.

Все скамейки на бульваре были мокрые, даже негде было присесть. Меня раздражала сырость, раздражал робкий вид Аси, ее молчание, ее застенчивые улыбки… «Так от скуки и заснуть не долго… Она, поди, сама давно ждет от меня решительных действий. Иначе зачем бы она таскала меня на берег моря? Раз ходит, значит ничего не боится, значит на все решилась».

Ася стала мне рассказывать, как она в детстве боялась гусей. Не дослушав ее, я неожиданно и, наверное, грубо обнял ее и хотел поцеловать, Ася отвернула от меня лицо, напряглась вся, как струна, и вырвалась из моих крепких объятий. Она оказалась очень сильной.

Вырвалась, сполз с ее головы шарф, со звоном покатилась по мокрому блестящему асфальту большая черная пуговица с ее пальто.

В смятении она наклонилась якобы за пуговицей, просто ей хотелось подальше отойти от меня. Я видел, она боялась меня. Она подняла пуговицу и в нерешительности остановилась в трех шагах от меня.

Разыгрывая из себя обиженного, я сказал:

— Я думал, что мы с тобой любим друг друга. Тебе, чтобы поцеловаться, видно, надо мамино разрешение. Я понял, ты просто от скуки ходишь со мной. Поищи другого дурачка. А я, не бойся, найду девушку, которая будет меня искренне любить. Не так, как ты! Прощай!

Всю эту мою длинную речь Ася выслушала молча, опустив голову, крутя нитки, оставшиеся на месте оторвавшейся пуговицы.

— Прощай! — повторил я и быстро пошел в глубь бульвара.

— Рашид! Слышишь, не уходи! — крикнула мне вслед Ася.

Я шел, не оглядываясь, я был уверен, что Ася побежит за мной. И не ошибся, скоро услышал за собой ее торопливые шаги.

— Подожди! — звала меня Ася. Но я шел, шел, не оглядываясь, в глубь бульвара. Нарочно шел в сторону безлюдную, где деревья росли особенно густо.

Мне хотелось испытать Асю, ее чувства. Ася догнала меня и крепко ухватилась за мой рукав.

— Подожди! Прошу!

Я остановился, сурово и пренебрежительно спросил:

— Ну что?

— Разрешаю, — сказала чуть слышно Ася.

— Что? — спросил я грубо и надменно, будто бы не зная, не догадываясь, о чем идет речь.

— Разрешаю, — повторила Ася и всхлипнула.

— Что разрешаю? — ломался я.

— Целуй, — и она замерла, приподнявшись на цыпочки, лицо у нее стало, как меловая маска.

— О, нет! — засмеялся я. — Прости, но я не могу целовать по заказу, я привык целоваться с девушками тогда, когда мне этого хочется.

Ася качнулась, словно от удара, и на глазах у меня стала маленькой, словно она согнулась надвое.

А я, насвистывая модную песенку, пошел к фонарю, оставив Асю плакать одну в темноте.

Я был уверен, что завтра Ася, еще более порабощенная, сама прибежит ко мне в общежитие. Но Ася не пришла ни в тот, ни на следующий день. «Ничего, поломается и придет, никуда не денется, девчонки и не такое могут прощать. Любить только сильнее будет», — убеждал я сам себя.

Я несколько раз встречал Асю в институте. Она держалась как-то совсем независимо и смотрела на меня, как смотрят на стены, лестницу и прочее. Меня это начинало интриговать, а главное — я вдруг каждый раз при встрече с ней и каждый раз с новой силой стал замечать, как привлекательна Ася, как завидно она выделяется среди других девчонок. Я уже стал скучать без Аси, меня вдруг все перестали интересовать, я хотел видеть только одну Асю.

Я решил к ней в общежитие сходить сам. «Правильно она делает, что бережет свою девичью честь», — одобрил я ее. «Я ее первый обидел, я первый должен и прийти с повинной».

В тот день я получил из редакции гонорар и был очень добр и весел.

Ася вышла из общежития на мой зов не сразу, она очень долго заставила себя ждать. Я уже решил уходить, когда мелькнула знакомая фигура. По лестнице мне навстречу спускалась Ася. Подошла ко мне, тихо сказала:


Еще от автора Камал Ибрагимович Абуков
Я виноват, Марьям

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Балъюртовские летописцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Всего три дня

Действие повести «Всего три дня», давшей название всей книге, происходит в наши дни в одном из гарнизонов Краснознаменного Туркестанского военного округа.Теме современной жизни армии посвящено и большинство рассказов, включенных в сборник. Все они, как и заглавная повесть, основаны на глубоком знании автором жизни, учебы и быта советских воинов.Настоящее издание — первая книга Валерия Бирюкова, выпускника Литературного института имени М. Горького при Союзе писателей СССР, посвятившего свое творчество военно-патриотической теме.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тысяча и одна ночь

В повести «Тысяча и одна ночь» рассказывается о разоблачении провокатора царской охранки.


Избранное

В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.