Еретическое путешествие к точке невозврата - [186]

— А где же мы будем ночевать? — поинтересовалась Ута, — здесь, поди, и постоялого двора нет…

— Зайдём в любой брошенный дом, — пожал плечами Вольфгер, — всё равно, в какой, лишь бы крыша над головой была. Думаю, хозяева на нас не обидятся, если вернутся и обнаружит свой дом занятым, ну, а если обидятся, заплатим им за постой.

— Не вернутся, — со знанием дела объявил Рупрехт, который уже успел осмотреть ближайший двор и даже сунуть нос в дом, — уехали не торопясь, вещи вывезли подчистую, дрова и сено — и те забрали и пол подмели, ни щепочки, ни соломинки…

— А чем же мы печь топить будем? — не унималась Ута, — надо ужин приготовить, есть ужасно хочется.

— Дерева кругом полно! — беспечно сказал Рупрехт, — можно, например, забор разломать. Колодец здесь недалеко, я видел.

— Ну, что ж, устраиваемся, — облегчённо сказал Вольфгер. — Но спать будем по очереди. Кто хочет первым дежурить?

* * *

Утро следующего дня выдалось холодным и туманным. Волглая сырость сочилась в щели нетопленого дома, забиралась под одежду, разгоняя сладкий утренний сон.

Вольфгер проснулся, размял затёкшие от сна на полу руки и ноги и огляделся. Ута и Алаэтэль лежали в разных углах комнаты, укрывшись плащами, гном похрапывал, раскинув руки, отец Иона полусидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене. Карла не было видно.

Стараясь не шуметь, Вольфгер вышел во двор. К нему подошёл оборотень.

— Доброе утро, господин барон.

— Доброе утро, Карл, — кивнул Вольфгер, пряча в кулак зевок и ёжась от холода, — всё спокойно?

— Вроде да, с рассвета тихо, как на погосте, по улице никто не проходил. Нам пора идти?

— Да, Карл, давай поторопимся. Вдруг Трухзес решит дать сражение сегодня?

— Завтракать будем?

— Потом, сейчас не до еды. Пойдём, разбудим монаха и отправимся на поиски Мюнцера.

Вольфгер вернулся в дом, нагнулся над отцом Ионой и положил руку ему на плечо.

— Отец мой…

Монах открыл глаза.

— Просыпайся, отец мой, нам надо найти Мюнцера и побыстрее исчезнуть из этого города.

Отец Иона болезненно сморщился:

— Вот что, Вольфгер… сынок… Ты иди… вместе с Карлом… А я лучше полежу здесь, хорошо? А ты потом мне всё расскажешь…

Вольфгер нахмурился:

— Тебе нехорошо?

— Так… Ничего особенного… Ты не беспокойся… Не думай обо мне… Идите…

Вольфгер пригляделся и увидел, что за ночь лицо старого монаха посерело, глаза запали, а губы приобрели синеватый оттенок.

— Ута, — позвал он, — посмотри, что с отцом Ионой, он даже говорит с трудом.

Ута выбралась из-под плаща, присела возле монаха и взяла его за запястье. Вольфгера болезненно кольнул вид исхудавшей старческой кисти с безвольно распущенными пальцами.

— Говорю же, со мной всё в порядке! — попытался повысить голос отец Иона и тут же схватился за грудь.

Ута порылась в своём мешке, отлила из склянки в кубок какое-то снадобье, развела водой и дала монаху. Отец Иона выпил и закрыл глаза. Вольфгер поймал взгляд Уты и кивнул на дверь. Они вышли на крыльцо.

— Что с ним? — спросил Вольфгер.

— По-моему, что-то с сердцем.

— Это опасно?

— В его возрасте всё опасно, — вздохнула девушка, — мы с Алаэтэлью сделаем всё, что сможем, но…

— Он не умрёт, пока мы ищем Мюнцера? Что-то он совсем неважно выглядит.

— Ответ на этот вопрос знает только Господь, могу только сказать, что в данный момент он не умирает.

Вольфгер обратил внимание, что после того, как на Броккене Ута была лишена дара ведьмы, она стала упоминать имя Бога, чего не делала никогда раньше.

— Ох, как мне не хочется идти… — пробормотал барон, — но надо, надо! Дьявольщина!

— От того, что ты будешь сидеть рядом с отцом Ионой, ничего не изменится, ты всё равно не сможешь помочь ему. Делай что должно, и будь что будет, — непривычно жёстко сказала Ута.

Барон подавил вздох, махнул рукой поджидавшему его во дворе Карлу и вышел на улицу.

* * *

Около городской кирхи Вольфгер заметил дом, у дверей в который скучал часовой — крестьянин с рогатиной. Металлического наконечника у рогатины не было, деревяшку просто обстругали и обожгли на костре.

— Наверное, это здесь, — сказал Вольфгер и подошёл к часовому.

— Эй, приятель, послушай-ка, мне нужен проповедник Томас Мюнцер, он здесь?

— Здеся… — угрюмо ответил часовой.

— Пропусти нас к нему.

— Благородным не велено!

Часовой попытался направить рогатину на Вольфгера, но древко оказалось слишком длинным и упёрлось в стену.

— Почему не велено? Кем не велено?

— Не велено и всё тут! — решительно повторил часовой.

— Тогда позови караульного начальника!

— Как же я его позову? Ежели я пойду за начальником, вы в дом и вопрётесь.

— Ну, так крикни ему!

— Не-е… Не услышит он, он на чердаке с женой дрыхнет… — сказал часовой и почесал ногу об ногу.

— Что же делать? — растерялся Вольфгер, но тут на помощь пришёл Карл.

— Слышь, брат, вот я — не благородный?

— Ну, кажись, нет — с подозрением ответил часовой, — и чё?

— Чё-чё… Давай так сделаем: я за тебя покараулю, а ты за начальником своим сбегаешь, мне-то ты доверяешь? Я же свой!

Часовой тяжко задумался. Мыслительный процесс у него сопровождался сопением, чесанием в затылке и топтанием на месте. Наконец, он выдавил:

— Ну, ин ладно… держи рогатину!

Карл, пряча усмешку, принял оружие и встал в дверях.