Эпоха добродетелей. После советской морали - [46]
Иными словами, достаточно было небольшого смещения акцентов, чтобы начать воспитывать людей, которые в первую очередь умеют бороться за «свое». (Показательна и аналогия, к которой прибегают Кордонский и Кожаринов, – мануфактура в эпоху позднего феодализма, то есть капиталистическое, буржуазное предприятие206.) Если же мы ознакомимся с откровениями современных «успешных людей», мы вряд ли найдем много отличий в их установках. В такого рода литературе отчетливо прослеживается стремление обеспечить читателя мотивацией, не сводящейся к сугубо меркантильной. Например, популярный и успешный предприниматель и коуч Энтони Роббинс вместе с сухими инструкциями, касающимися ведения бизнеса, говорит: «В глубине души мы все хотим делать то, что считаем правильным, подняться над собой, посвятить свою энергию, время, эмоции и капитал более высокой цели». Он призывает делать «чистосердечные самоотверженные вклады», поскольку только они позволят «испытать величайшую радость жизни – истинную полноту ее свершений». Он пишет: «Научитесь постоянно давать, присоединитесь к той вдохновенной группе людей, которые находят возможности поделиться своим даром с теми, кто жаждет повысить уровень своей жизни» – и спрашивает: «А каким образом вы проявляете бескорыстие?» Заканчивает он призывом стать источником добра и света и к бескорыстному труду на общее благо: «А знаете ли вы, что если бы каждый человек в стране (исключая только совсем юных и очень старых) становился тружеником-добровольцем всего на три часа в неделю, то наша нация получила бы свыше 320 миллионов часов недостающей человеческой силы, направленной на самые необходимые дела? А если бы каждый из нас сделал пятичасовой вклад в общее дело, то эта цифра подскочила бы до полумиллиарда часов, что в денежном эквиваленте выразилось бы триллионами?»207 Другой не менее популярный автор, миллионер Брайан Трейси, в предисловии к своей книге пишет: «Изложенные здесь „секреты успеха“ представляют собой ключи к подлинному, большому успеху в каждой сфере жизни независимо от того, заработаете ли вы по ходу дела еще и кучу денег. Эти принципы настолько мощны, что вы можете применять их для достижения почти всякой цели, которая для вас действительно желанна». И действительно, если мы рассмотрим все его 21 секрет успеха, то обнаружим, что большинство из них к предпринимательству прямого отношения не имеют: мечтайте по-крупному; выработайте ясное ощущение направления; делайте то, что вам нравится; стремитесь к совершенству; всю жизнь не переставайте учиться; изучите в своем деле все подробности и детали; посвятите себя служению другим; будьте абсолютно честны с самим собой и с другими и т. д. Все эти рекомендации сопровождаются цитатами, авторы которых нередко явно не были озабочены достижением финансовой независимости (Марк Аврелий); занимались не бизнесом, а писательством, журналистикой, спортом, государственной службой, музыкой, наукой (Джеймс Тернер, Винс Ломбарди, Деннис Уэйтли, Альберт Эйнштейн и т. д.), не испытывали пиетета перед буржуазией (Томас Карлейль) и даже считали себя анархистами и социалистами (Элберт Хаббард)208. Как мы видим, эти «творческие личности» не хуже коммунаров с энтузиазмом бросаются на работу и говорят, что трудятся не для себя, но стремятся принести пользу другим; их призыв к честности и постоянной учебе пришелся бы по сердцу самому сознательному коммунисту, а установка «мечтать по-крупному» – любому романтику.
ОТ САМОУПРАВЛЯЕМЫХ КОЛЛЕКТИВОВ К «ПЕДАГОГИЧЕСКИМ МЕТОДИКАМ»
Если вначале в коммунарских объединениях культивировались представления о том, что «в коммуне никто никого не воспитывает», то с течением времени они все чаще строились по типу «Тимура и его команды». В ряде случаев прототипом послужила организационная система русского скаутизма периода Первой мировой войны. Оказал важное влияние и внешний по отношению к коммунарству, но порожденный духом того же времени опыт «командирской педагогики» «юнкоровского отряда „Каравелла“». Иными словами, вектор перерождения был обусловлен постепенным отказом от утопической составляющей коммунистического проекта: попытки создания принципиально новых общественных отношений, построенных на равенстве, отсутствии «начальства» и т. д. Первоначально наличие этой идеологической составляющей коммунистического, эгалитарного проекта обусловливало соблюдение своего рода «коммунарского табу» на дифференцированный подход к воспитанию разных детей: коммунары, вслед за Ивановым, не желали отдельно воспитывать более и менее способных, серую массу и потенциальных «лидеров». Такой подход самому Иванову казался наследием «педологии», с которой боролся еще А. Макаренко, и недопустимым «педагогическим релятивизмом». Но в дальнейшем «движение педагогических отрядов „переступило“ через это „коммунарское табу“ и открыто поставило задачу воспитывать лидеров»209.
Парадоксальность самого феномена коммунарства и подобных ему движений заключалась в следующем. Идеологическое обоснование необходимости коммунарских экспериментов апеллировало к высоким гуманистическим и коммунистическим идеалам, которые требовали культивирования «разносторонне развитой личности» – и притом не в масштабах узких социально-профессиональных групп, а в масштабах всего общества. Объективно же коммунарское движение привело к формированию общностей достаточно далеких от высоких целей, от верхнего этажа советской этической пирамиды. Индустриальное общество ни в СССР, ни на Западе еще объективно не доросло до того, чтоб все стали творческими личностями. А следовательно, коммунарский эксперимент был обречен – как природой самого общества, так и саботажем и противодействием официальных инстанций – разбиться на множество локальных группок, отдельных педагогических успехов, приводящих к формированию общностей, спаянных почти исключительно этикой добродетели. Что, как представляется, было более понятно и комфортно для самих участников таких групп, которые, видимо, уже всерьез не принимали никаких иных ценностей и целей, кроме соответствующих интересам локальных общностей или индивидуальному творческому развитию, не стремились ни к чему, кроме своего эмоционального комфорта и такого же комфорта своих соратников. Сведение коммунарства к чисто педагогическим экспериментам стало разрешением описанного выше парадокса, вследствие которого объективно коммунары являлись одним, но считали себя чем-то другим. Когда они начали догадываться об этом, то зазвучали запоздалые (потому что они уже давно фактически занимались этим) разговоры о деполитизации: «Потому не должно быть „ивановство“ политизированным, что любое политическое течение – носит характер частный, а мы обязаны
