Эпоха добродетелей. После советской морали - [30]
Так или иначе со времен оттепели отцовская сабля все чаще оставалась висеть на стене. В мироощущении поздних советских поколений достойным подражания, интересным и даже «правым» стало выглядеть в первую очередь эстетически прекрасное или хотя бы увлекательное. Поэтому востребованными оказались исковерканные катаклизмами начала века шолоховские герои, солдаты, авантюристы, бунтари и революционеры вне зависимости от того, за что они боролись, и другие романтические и авантюристические герои. Прежде чем перейти к ним, отметим, что рисовал всех этих героев советский интеллигент, который зачастую и себя ощущал человеком непростым… и в определенной степени – не совсем уже советским.
«ДВОРЯНЕ ИЗ БАРАКА»
Как отмечалось выше, советское воспитание ставило своей целью выращивание нового человека, который соединял бы в себе лучшие качества поверженных эксплуататорских классов с советской идеологической сознательностью. Этому должно было способствовать сочетание относительной материальной бедности с высококультурным досугом (с отчетливыми отсылками к антибуржуазным ценностям богемы). В той или иной степени этот эксперимент удался относительно всего советского народа, но основным его результатом стало формирование советской интеллигенции, в бытии которой ярче всего проявилось это самое сочетание скромного быта и культурного досуга. Поэтому мироощущение советского интеллигента являлось, по меткому выражению Д. Галковского, мироощущением «дворянина из барака»: «А кто ведь я? – Дворянин из барака. Вся моя биопрограмма, моя изначальная установка рассчитана на избранность, элитарность. Хочу я этого или не хочу, морально это или не морально, трагично или комично – это другой вопрос. Важно, что это так, и изменить уже ничего нельзя»143.
Эта подспудная, не сочетающаяся с официальной идеологией установка на избранность и элитарность проистекала из отмеченной выше специфики советского образования и воспитания, которые во многом основывались на ценностях Золотого века русской классической культуры. В дворянской культуре занятия литературой, искусством, наукой или даже просто «культурное времяпрепровождение» считались единственно достойными благородного человека. Достойными благородного человека именно потому, что он в идеале занимался литературой-искусством-наукой бескорыстно, без непосредственной материальной заинтересованности. А если таковая и была (не все же обладали большим состоянием), то все равно не являлась главным стимулом: не торговлей же на пропитание зарабатывать!
Советский интеллигент перенял не только многое из ценностей дворянской культуры, но и отчасти сам стиль барско-дворянской жизни. Это был образ жизни такого скромного барина, могущего на государственную зарплату (эквивалент доходов и имения) удовлетворять свои культурные потребности. Известная шутка о науке как способе удовлетворения собственного любопытства за государственный счет – это шутка, типичная для советского интеллигентного «дворянина». Более сниженный ее вариант – «государство делает вид, что платит, мы делаем вид, что работаем» – отражение все той же «советско-аристократической» ментальности. Конечно же, советский квазидворянин не работал, а «служил» или создавал культурные ценности; поэтому ему и не платили, а содержали на жалованье.
Советский эквивалент мелкого барина уязвляло, что свободы было маловато и платили недостаточно. К тому же при почти дворянском образе жизни не было соответственного почета и преклонения. Советский «аристократ духа» мог пользоваться уважением, но вот привилегий перед слесарем дядей Васей не имел. Напротив, в некоторых случаях дядя Вася сам имел преимущества – скажем, при вступлении в партию. И поэтому дядя Вася советскому дворянину не кланялся, не считал высшим существом, «элитой». И где-то в глубине души интеллигенту было обидно, что он, такой духовно возвышенный, приличествующего социального статуса не имеет. А имеют его какие-нибудь номенклатурщики – да и то только фактически, а не официально. Поэтому советский интеллигент глухо презирал номенклатурщика, а своим духовным превосходством над дядей Васей втайне гордился.
Компенсировать отсутствие барского статуса интеллигент мог только в своих фантазиях. Скажем, становясь приверженцем всяких эзотерических учений, в которых люди делятся на низших и высших по степени просветленности или даже по откровенно расовому признаку. Как, например, у Рерихов или Блаватской. (Это, кстати, не последняя по значимости социально-психологическая причина популярности оккультизма в интеллигентных кругах в эпоху застоя и после нее.) Другие, по свидетельству Г. Павловского, лелеяли менее возвышенные, но и более показательные фантазии: «В меру конформисты, инакомыслящие, в меру слушатели Би-би-си (но не
