Эпоха добродетелей. После советской морали - [18]

СОВЕТСКАЯ МОРАЛЬ: ГЕТЕРОГЕННОСТЬ ИСТОЧНИКОВ И «ПЕРЕЖИТКИ ПРОШЛОГО»

Итак, нетрудно заметить, что требующиеся для советского человека добродетели не имели прямого отношения к социализму и коммунизму. Они в такой же мере требовались и людям, живущим в обществах, где не исчезла необходимость в тяжелом труде (и труде вообще), с высокой степенью отчуждения и социального неравенства, с неизбежностью разделения на начальников и подчиненных, а также нуждой в защите от внешних угроз и т. п. – словом, в обществах далеких от того, чтобы прыгнуть «из царства необходимости в царство свободы».

Показательно, однако, что в советском обществе долгое время не признавалась объективная общность многих его черт с обществами эксплуататорскими. Считалось, что экономический базис и политическая надстройка объективно исключают возникновение характерных для эксплуататорских обществ социальных практик, моральных изъянов и т. д. Наличие же сходных феноменов осмысливалось в рамках дискурса «пережитков прошлого». Трудно было отрицать, что в СССР есть еще «отсталые люди», которые нарушают социалистическую дисциплину труда, социалистическую законность, неподобающим образом ведут себя в семье, воспроизводя патриархальные отношения, насаждают бюрократизм, отягощены религиозными суевериями и предрассудками и даже предрассудками националистическими. Но партия большевиков, конечно же, ведет со всем этим неуклонную победоносную борьбу85. Считалось даже, что и психические болезни в основном более не являются следствием объективных социальных факторов, потому что таковые в целом изжиты, а советское общество изображалось как в целом здоровое: «Детские психиатры 1940-х при упоминании „социального окружения“ подразумевали только узкий круг семьи или недостатки конкретных педагогов»86.

Правда, к закату СССР наметился сдвиг к более адекватному осмыслению: стали признавать, что в ряде случаев негативные социальные явления имеют корни в самих советских реалиях. Было признано, что «их сохранение и воспроизводство в условиях социалистического общества имеет свои причины как объективного (недостаточное развитие производительных сил, незрелость ряда групп общественных отношений, например распределительных, несовершенство некоторых звеньев хозяйственного механизма), так и субъективного характера (недостатки в деятельности государственных и хозяйственных органов и отдельных руководителей, формализм в идеологической, воспитательной работе)»87. Дошло даже и до откровенных (правда, не получивших широкого распространения) признаний, что при социализме сохраняются многие характеристики буржуазного общества, поскольку по-прежнему существует разделение труда и разные его виды, сохраняется неравенство возможностей жителей города и деревни, мужчин и женщин, работников умственного и физического труда, элементы отчуждения человека от человека и от общества, «пленения» его предметами потребления88.

Словом, вне зависимости от того, признавалось это официально или нет, от советского человека в очень большой (если прямо не в большей) степени требовались добродетели, свойственные крестьянам и рабочим, буржуа и аристократам эксплуататорских обществ. Разумеется, большевики не собирались, как это было ранее, воспитывать членов социалистического общества различным образом, чтобы одни усваивали добродетели, нужные управляемым, а другие – управляющим, чтобы каждый сверчок знал свой шесток. Напротив, сутью их социально-антропологического проекта было стирание границы между совокупностями добродетелей, ранее исторически обусловленной принадлежностью к управляемым и управляющим, эксплуататорам и эксплуатируемым. То, что «любая кухарка» не может прямо сейчас приступить к управлению государством, казалось им прискорбным и подлежащим исправлению – путем обучения, воспитания и окультуривания этой самой кухарки. Советский человек должен был стать личностью, обладающей управленческими и предпринимательскими способностями буржуа, образованностью и культурностью аристократии и пролетарской сознательностью, которая должна была гармонично объединить все эти достоинства ради достижения как высоких общественных, так и (не противоречащих им) индивидуальных целей.

Соответственно, советское воспитание и образование, культура (в первую очередь литература) должны были ориентироваться на исполненные требующихся добродетелей личностные образцы, примеры достойных подражания героев. Эти образцы могли быть выработаны советской литературой и искусством или же, по упомянутой выше необходимости, заимствованы из «демократической», буржуазной и аристократической культуры. Так, например, советская педагогика вполне переняла дореволюционные представления о необходимости для воспитания нового человека гуманистических идеалов добра и красоты. Изначально восходившие к народническим социальным утопиям, эти идеи были лишь вставлены «в жесткую большевистскую оправу»89. В итоге интересующая нас область исторической динамики советской морали всегда была достаточно гетерогенной, чтобы допускать (и даже приветствовать) ряд этических, личностных, в широком смысле культурных образцов, не имеющих прямого отношения к коммунистической идеологии, а заимствуемых из области