Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.) - [37]

». Таким образом, заключает автор монографии, существовала некая общественная обязанность по предупреждению эпидемий, хотя, возможно, основа этих действий была связана скорее с религиозными установками — не допустить, чтобы непохороненное тело христианина лежало на улице в небрежении. Заметим, что сама процедура захоронений в московской скудельнице не исключала возможности распространения эпидемии, если бы такая возникла — мертвые тела, помещенные в общую могилу, могли лежать незасыпанными несколько недель и стать источником болезней [Медведь А.Н., 2014: 53–54].

Столь большое количество умерших не могло не сказаться на психологическом состоянии некоторых из его членов. Так, Волоколамский патерик рассказывает и том, что далеко не все воспринимали чуму как наказание, которому следовало смиренно покориться: «Во время, когда был великий мор, в 6935 (1427) году, люди умирали от болезни, называемой «прыщ»: кому суждено было умереть, на том этот прыщ был синим, и после трех дней болезни человек умирал. И которые берегли свою душу, те в покаянии и монашестве кончали свою жизнь. Которые же были духовно неразумны и много пили, так как огромное количество меда было брошено и оставлено без присмотра, те в такое бесчувствие впадали из-за злостного пьянства, что, когда один из пьющих внезапно падал и умирал, они, запихав его ногами под лавку, продолжали пить». Но такой «пир во время чумы» воспринимался все-таки как исключение из общих правил. Впрочем, не всегда причиной эпидемий, по мнению современников, являлся Божий гнев. Иногда летописцы видели естественные причины массовых заболеваний. В этих случаях, заключает А.Н. Медведь, чаще всего они увязывают болезни с недородом или с голодом («глад») [Медведь А.Н., 2014: 51–52].

Достаточно новаторским выглядит коллективный труд исследовательской группы во главе с И. А. Герасимовой и В.В. Мильковым [Сокровенные знания Древней Руси, 2015]. В этом исследовании на основе анализа философских и богословских произведений, а также трудов по прогностической астрологии XVII в. впервые в отечественной историографии реконструировано восприятие повседневности средневековым русским обществом. По заключению авторов, в эпоху наступления «Черной смерти» главенствовавший со времени принятия в Киевской Руси религиозный оптимизм, сменился ощущением тревоги. Поэтому период XIV–XV вв. получил наименование «века тревоги». Исследователей поразил царивший фатализм эпохи. В качестве примера приведен рассказ о старце Елезарова монастыря Филофее (ок. 1465–1542), возражавшем против предпринимаемых светской властью санитарных мер по борьбе с эпидемией чумы. «…Якоже вы ныне, пути заграждаете, домы цечатлеете, попом запрещаете к болящим приходити, мертвых телеса из града далече измещете». Собственно, эпидемию старец усматривал в качестве божьего наказания, которому нельзя противиться. Его нужно принять так, как есть, а те, кто погибает во время чумы «со истинным покаянием к Богу и причащением тела и крови Христове, со освящением масла, друзии же с великим сердечным желанием ангельского образа сподобляются» [Сокровенные знания Древней Руси, 2015: 285].

С ростом в русском обществе эсхатологических и хилиастических настроений, вызванных в конце XV–XVI вв. общим кризисом христианства, происходит успех ереси жидовствующих. Причем, по заключению авторов исследования, не обошлось без прямой поддержки со стороны правящей элиты. Итогом этих изменений, начиная с конца XIV в. и вплоть до 1492 г., явился рост апокалистических настроений и ожиданий второго пришествия Христа. Именно в это время большое хождение приобретают всевозможные астрологические альманахи, а в определенных кругах русского общества астрология вызывает повышенный интерес. Эти ожидания нашли свое отражение в изобразительном искусстве и литературе. Ситуацию данной эпохи характеризует напряженное ожидание Страшного суда, страх перед которым стал доминантой религиозного сознания. «Мимоходитъ бо житие се наше, и посечение приближается и страшный день онъ ждет суда и въдаание» [Сокровенные знания Древней Руси, 2015: 286].

В области изучения средневекового штама Yersinia pestis также наметился определенный прогресс. Так в 2016 г. коллективом Российского научно-исследовательского противочумного института «Микроб» была опубликована статья. На основе анализа штаммов Yersinia pestis средневекового биовара, полученных из расположенных на территории России и сопредельных странах современных очагов чумы, было установлено формирование в Средние века в районах Кавказа, Прикаспия, Средней Азии и Китая региональных популяций данной бактерии. Причем, одной из главных причин подобных изменений в геноме бактерии явилась адаптация штаммов к природным биоценозам различных ландшафтно-географических зон [Носов Н.Ю., Оглодин Н.Ю. и др., 2016].

Не последнее место в отечественной историографии в осмыслении средневековой эпидемии чумы занимают труды Т.Ф. Хайдарова. На основе текстов русских, арабских и византийских письменных источников второй половины XIV — начала XV вв. были определены основные крупные вспышки [Хайдаров Т.Ф., Долбин Д.А., 2014a; Хайдаров Т.Ф., Долбин Д.А., 2014b; Khaidarov T.F., Dolbin D.A., Kravtsova O.A., Tuchbatova R.I., 2015; Хайдаров Т.Ф., 2015]. При этом было доказано влияние крупных рек в распространении «