Эпиталама - [23]
В памяти ее то и дело возникал ласковый, мимолетный, напоенный ночным воздухом поцелуй Альбера, но она гнала это воспоминание прочь.
Заметив Берту, Альбер зашел за угол и подождал ее там.
Потом заговорил быстро и тихо:
— Видите, эта улица совершенно пустынна. Мы могли бы здесь встречаться. О! Я уже все продумал! У меня было на это время. Я был уверен, что вы когда-нибудь пожалеете несчастного.
— Через минуту мама может вернуться.
— Конечно, мы неосторожны… Послушайте, — сказал он, беря ее под руку, в то время как они проходили вдоль изгороди. — Мне надо к вам снова привыкнуть. В этих мехах я вас не узнаю.
Берта чувствовала, как в его волнении тонут все приготовленные ею фразы, которые она заучивала весь вечер.
— Может, вам неудобно выходить в это время? Но днем я обычно занят. Я мог бы выкроить какое-то время после обеда, если бы был уверен, что увижу вас. Нужно бы договориться о времени встреч. У вас есть подружка, живущая в этом квартале, где-нибудь поблизости отсюда? Естественно, я не имею в виду Одетту. Может быть, какая-нибудь школьная подруга. Я не знаю, как вам удобнее. Подумайте и скажите мне. Вы ничего не говорите. Вы ходите одна на занятия? У вас ведь есть занятия в городе? Вы вообще хоть куда-нибудь ходите?
— Нет, это невозможно.
Он настаивал, предлагая различные планы и варианты.
— Это невозможно, — повторяла Берта.
— Я вас не понимаю, — сказал он, отпуская ее руку. — Я ждал вас три месяца; наконец вы приходите и тут же снова хотите исчезнуть; все это для вас ничего не значит.
Берта удивилась его тону, неожиданно холодному, безразличному, даже немного резкому. Она испугалась, что огорчила его.
— Я увижу вас в Нуазике.
— Я не поеду в Нуазик, если вы будете такой, как сейчас, переменчивой и нерешительной. Я оказываюсь в дурацкой ситуации. Если вы не хотите, мы больше не будем встречаться. В Нуазик я не вернусь. Мой отец поедет туда один. А я поеду в Пиренеи.
— Но ведь мы же можем встречаться в Нуазике…
— Как вы это себе представляете?
— Будем встречаться, как раньше.
— На теннисной скамейке? Между Мари-Луизой и Лораном? Нет. Я больше не пойду к Дюкроке.
— Ну а что вы хотите?
— Послушайте, — сказал он уже более мягким тоном, снова беря ее под руку. — Вы ведь в Нуазике совершенно свободны. После обеда муж вашей сестры уходит. А остальные спят. За вашим садом есть тропинка, которая ведет к дороге на Сент-Илер…
V
Госпожа Дегуи села в кресло, прислонила голову к спинке и сказала зятю:
— Мне жалко вас, Эдуар! Идти на улицу после обеда в такую жару.
— А! Дела! — сказал Шаппюи, который, зажав соломенную шляпу под мышкой, наклеивал марку на конверт.
Госпожа Дегуи повернулась к дочери:
— Я надеюсь, ты закрыла ставни в своей комнате?
— Да, — ответила Берта, не поднимая глаз.
У нее на коленях лежала книга, и она казалась полностью погруженной в чтение. Матовый белый свет, просачивавшийся снаружи, подчеркивал сумрак и прохладу гостиной.
Госпожа Дегуи прикрыла зевок газетой. Она встала, словно ей нужно было что-то сделать по дому, прошла через столовую, потом поднялась в свою комнату и тихо закрыла за собой дверь.
В гостиную вошла Эмма. Она положила свое вышивание в корзинку, взяла платье маленького Луи, над которым корпела все утро, и сказала Берте, по-прежнему сидевшей, устремив глаза в книгу:
— Ты там не шуми наверху. Дети спят. Я оставила дверь открытой, чтобы к нам шло побольше воздуха.
И поднялась к себе в комнату. Ее шаги донеслись сверху, и в доме воцарилась тишина.
Берта отложила книгу, выждала еще немного, потом, чуть слышно ступая по плиткам прихожей легкими матерчатыми туфлями, прошла в очень темную бильярдную. Поглядывая в зеркало, она надела украшенную маргаритками шляпку, расправила концы немного помятого пояса, подошла к лестнице и прислушалась. Все спали. Из подвального помещения слышались гасконский говорок Викторины и позвякиванье переставляемой посуды.
Она вышла через садовую калитку. После полумрака комнат лазурный блеск дня ослепил ее. Она прикрыла глаза, ослепленная белизной дороги, чувствуя на щеках прикосновение раскаленного воздуха. Между кустами она прошла к Сент-Илерской дороге, пересекла засохший ручей и пошла дальше по открытой тропинке, где в этот знойный день, кроме нее, никого не было видно.
Она поднялась на затененный несколькими соснами пригорок, села возле высокого куста дрока и, вытирая платком влажные руки, раскрыла принесенную с собой книгу.
Иногда она окидывала взглядом дорогу, смотрела на поля и деревья, неподвижно раскинувшиеся в сверкающем мареве, на маленький с ослепительно белыми стенами домик посреди сада, полного листвы и крупных желтых цветов. Около дома работала какая-то женщина. Берта знала, что женщина видит ее, но не узнает, и этот уголок деревни, куда она никогда раньше не заходила, казался ей некой далекой страной.
Уже на повороте дороги, посмотрев в сторону сосен, Альбер увидел белое платье.
— Вы не слишком поздно вернулись? — спросил он, беря Берту под руку. — Я уверен, что позавчера вы могли бы остаться подольше.
Они пересекли луг и подошли к небольшой рощице.
— Здесь нам будет хорошо, — сказал Альбер, садясь. — Если кто-то появится, я спрячусь за этим валежником, а вы продолжите свое чтение.
Романы «Эпиталама» и «Клер», написанные одним из самых ярких и значительных писателей современной Франции Жаком Шардоном (1884–1968), продолжают серию «Библиотека французского романа». В своих произведениях писатель в тонкой, лиричной манере рассказывает о драматичных женских судьбах, об интимной жизни семьи и порою очень непростых отношениях, складывающихся между супругами.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.
Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».