Элмет - [46]

Поэтому, когда коса нашла на камень (о чем заранее предупреждал Папа), люди Прайса действовали, не опасаясь, что кто-либо из нас обратится в инстанции. Джеральд Кастор, Джереми Хиггинс и иже с ними, изначально согласившись поднять зарплаты, через какое-то время пошли на попятную. Нетрудно было догадаться, что они посовещались друг с другом и с Прайсом, после чего — все же немало устрашенные внезапным бунтом работников при грамотной поддержке Ройса — подумали еще раз, оценили обстановку и состряпали какой-то свой план.

Стало известно, что они нанимают людей со стороны. Привозят их полными автобусами. «Обычная практика в таких случаях, — заметил Ройс, — но и на нее найдется управа». Теперь нам предстояло выяснить, откуда привозят этих людей, где находятся пункты их сбора перед отправкой и по прибытии в наши края. Что планировалось в дальнейшем, я пока не знал.

Реальная заваруха началась в конце того месяца и в первых числах следующего, когда люди по всей округе не внесли очередные платежи за аренду жилья. Тут уже запахло жареным, как и предсказывал Ройс. «Это серьезно ударит им по карману, — говорил он. — Новых арендаторов сразу для стольких домов найти куда сложнее, чем новых рабочих на фермы».

Теперь пошла ответная реакция. Прайс и еще кое-кто из его компании содержали на постоянной основе людей, занимавшихся сбором платежей и взысканием долгов, а порой выполнявших и задания более щекотливого свойства. Те еще были кадры: дюжие, нахрапистые, злющие. Что-то вроде приставов-коллекторов с ухватками громил. В тех случаях, когда человек затягивал с выплатой, они наносили ему визит. Стучали в дверь, предупреждали, грозили. Если это не срабатывало, через несколько дней они появлялись вновь, теперь уже без церемоний вышибали дверь и забирали должок натурой: любыми ценными вещами, какие попадались под руку. Эти бугаи считали себя чертовски крутыми, держались нагло и не знали жалости. Но в сравнении с Папой они казались никчемным сбродом.

Папа всегда был хозяином положения. На добрый фут выше самого рослого из них и на порядок массивнее. Одна его рука была толщиной как две их руки. Его кулаки были размером почти с их головы. Любой из них, свернувшись калачиком, легко поместился бы внутри его грудной клетки, как плод в материнской утробе. Папа не принимал эту братву всерьез, и, когда пошли наезды на должников, он знал, чем им ответить.

Коллекторы начали со стука в двери. Первое время они действовали незатейливо: наведывались в какой-нибудь район и «обрабатывали» все адреса по соседству. Это облегчило Папе задачу. Гэри, наш с Кэти знакомый по сортировке картофеля, позаимствовал машину своего дяди и, как только поступал тревожный звонок от арендатора, со всей возможной скоростью доставлял туда Папу. Застав коллекторов на месте, Папа вылезал из машины и распрямлялся во весь свой могучий рост. Коллекторов тотчас как ветром сдувало.

Тогда они сменили тактику. Навестив какого-нибудь должника, не задерживались поблизости, а сразу прыгали в свои тачки и перемещались в другую деревню еще до прибытия Гэри и Папы. Но и с этим Папа нашел как управиться. Когда ему удавалось перехватить парочку коллекторов, он волок их проулками в ближайшее тихое место — скажем, на поляну с высокой травой и дикими цветами среди густых зарослей боярышника. Там он ломал им ребра и пальцы, а затем отпускал на все четыре стороны.

Папа проделал это дважды с двумя разными группами коллекторов. В результате их служебное рвение пошло на спад. В конце концов, это была всего-навсего работа, за которую им платили. Но лендлорды не могли платить им достаточные надбавки за столь большой риск — хотя бы потому, что такие дополнительные выплаты коллекторам превысили бы суммы, выбиваемые ими из должников.

Казалось, мы берем верх. Все уже чувствовали себя победителями. Мы регулярно встречались в нашем доме, выпивали, болтали и подбадривали друг друга. Моральный дух был, как никогда, высок, люди радовались и праздновали.

Но конечно же, радоваться было рано. И вот во вторник вечером, еще до наступления темноты, к нам приехал мистер Прайс.

Я месил грязь на тропе, когда «лендровер» Прайса начал взбираться на холм. В последнюю пару недель летние ливни были особенно сильными, потоки вынесли на склон с полтонны грунта и мелких камней, завалив тропу в месте ее пересечения с проселочной дорогой. Я взял в сарае ржавые грабли и начал разравнивать эти наносы, приводя в порядок тропу. Верхний слой состоял из чистой глины, которая в процессе работы застревала между зубьями и так облепила грабли, что и металла почти не было видно.

Я услышал джип Прайса, подъезжающий по проселку. Никакой другой мотор не мог звучать так мощно и в то же время так тихо. Он свернул на тропу к нашему дому и сразу же глубоко увяз в грязи передними колесами. Мотор взревел, колеса закрутились с пробуксовкой, выбрасывая фонтаны грязи и воды. Я это предвидел и вовремя попятился, иначе был бы весь обляпан брызгами. А Прайс, видимо, решил не рисковать с дальнейшим подъемом, сдал назад и остановился на краю дороги.

Он открыл дверь и шагнул с подножки на землю. Не знаю, каким было выражение его лица за тонированным стеклом — возможно, озабоченным и встревоженным, — но теперь, при вечернем свете, он казался совершенно спокойным. Он подошел ко мне, освещаемый со спины закатным солнцем.