Элмет - [44]

Наклонившись ближе к зеркалу, она начала красить ресницы.

Меня она не заметила. И не услышала. Чайник шумел вовсю. Я попятился от двери к лестнице и сошел вниз.

Полчаса спустя она спустилась на первый этаж при полном параде. Она была прекрасна.

IV

Я говорю с Биллом больше, чем следует. Я несу всякий вздор. Я отвлекаю его от дороги. Я говорю о Кэти и о Папе, о нашем доме на холме, о лесах и деревьях, о пище, которую мы ели, и сидре, который мы пили. Я говорю о людях, с которыми мы подружились, и о нашей домашней живности. Я рассказываю ему все. Все, что произошло той ночью.

Я устал от ходьбы, а Билл также держал путь на север. «Ты доберешься до своей сестры так или иначе, — сказал он. — Найдешь ее в конце пути».

Я запрыгнул в кабину его грузовика, и мы покатили навстречу ночи.

Я заменяю ему радио. Я бормочу не очень внятно, запинаясь и пришепетывая. В конце концов умолкаю и погружаюсь в свои мысли.

До Эдинбурга пара часов езды напрямую, но у этого незнакомца другой, извилистый маршрут. Он то и дело сворачивает с автострады на боковые дороги, делает остановки в городках и деревнях, где небольшими партиями постепенно освобождается от своего груза. Я посещаю места, о существовании которых даже не подозревал. «Твоим поискам это лишь на пользу, — говорит он. — Ты ведь не знаешь, куда она могла пойти». В этом он может быть прав.

Мы проезжаем холмы, лиловые от цветущего вереска. С расстояния в несколько миль мы видим крутую, ярко освещенную скалу и мутно-серые отливные волны Северного моря.

«Глаза голубые, как Северное море», — однажды сказал Папа о моей сестре. Голубые, как Северное море, — да уж, нашел с чем сравнить.

Билл рассказывает мне об отметинах на своем теле. Однажды, еще школьником, он схватился не за тот конец нагретого паяльника, и кожа его ладони расплавилась, как воск, а рубцовая ткань прикипела к косточкам кисти. Он потерял часть большого пальца на левой ноге в результате неловкого удара кувалдой. Вдоль его правого бедра зигзагом тянулся шрам как память о падении при попытке перелезть через ограду из колючей проволоки. Шрамы на лице остались после драк. Ничего особенного, впрочем. По сравнению с папиными боевыми рубцами — просто мелкие ссадины. Крапинки на глазных яблоках были следствием инфекции, перенесенной в молодости. В целом же его серо-коричневые глаза напоминают йоркширский песчаник, испещренный частичками промышленной сажи.

Я замечаю свое отражение в грязноватом боковом зеркале грузовика, когда прислоняюсь к стеклу кабины, добавляя отпечатки своих пальцев и щеки к отпечаткам тех, кто побывал здесь до меня. Я несущественен. Искажен. Вне фокуса. Вне рамок. Мир проносится мимо моего отражения. Рядом со мной Билл рассказывает новые истории. Нестыковки с контрагентами. Новости из мира дальнобойщиков. О каких-то нелегалах, толпой поваливших из контейнера, когда он открыл его по прибытии с континента. Причем сам он и знать не знал, что везет этих людей.

Мы останавливаемся на проселочной дороге где-то в шотландском приграничье. Продолжим путь завтра утром. А сейчас устраиваемся на ночлег. Он говорит, что когда увидел меня впервые, то принял за симпотную девчонку. Одинокую девчонку на обочине дороги.

Я поворачиваюсь лицом к окну. Стекло запотело. Снаружи темно и сыро, но откуда-то все же исходит чуть заметное свечение.

И этот мужчина, который старше моего отца, берет меня за руку.

Я задерживаю дыхание.

Глава пятнадцатая

Мистер Ройс сказал, что вечеринка у костра расшевелила местную общину. Мы с Кэти согласились, что это хорошо.

— А теперь, — продолжил Ройс, — наша задача: превратить общий настрой в конкретные действия.

Первым делом он занялся агитацией среди работников ферм. Подбивал их требовать повышения зарплат. Землевладельцы держали их в узде, грозя доносом в соцслужбы и лишением пособий, но Ройс уверял, что, если рабочие будут действовать заодно, имея доказательства соучастия боссов в этих махинациях, все угрозы останутся пустым звуком. Конечно, лендлорды попытаются нанять людей в других местах. Кому-то ведь нужно сортировать картофель и собирать фрукты — на дворе лето, близится сезон уборки. Урожай на полях ждать не будет.

Каждое утро поденщики приходили на обычные пункты сбора, но не залезали в фургоны, а вместо этого вручали бригадирам списки своих требований. В составлении этих документов им помог мистер Ройс, имевший такой опыт еще со времен шахтерских забастовок. Правда, на сей раз протестующих было меньше, и я однажды вечером слышал, как Ройс в тихом разговоре с Папой сетовал, что для такого небольшого количества работников боссам будет несложно найти замену.

На этом фоне отказ от арендных платежей выглядел более перспективной мерой, поскольку затрагивал куда большее число семей, чьи дома были некогда построены местными властями и позднее по дешевке выкуплены Прайсом и его приятелями. Нынешняя плата была не по карману большинству жителей окрестных деревень — бывших шахтерских поселков, — так что их долги перед Прайсом и ему подобными неуклонно росли. И люди опасались, что долги эти могут быть востребованы в любой момент самыми разными способами.