Элементали - [79]

Шрифт
Интервал

– Метеоусловия сложные.

– Сложных вы еще не видели… Полагаю, мы летим быстрее, чем распространяется землетрясение, – посмотрел он на Аллу. – Не хотелось бы садиться в тех же условиях, в которых я взлетал.

– Ты прекрасно справляешься, – улыбнулась она и погладила его руку.

– Это потому что ты рядом, – с нежностью посмотрел на нее Билял. – Я не знаю, как будет дальше, может быть, все опять повторится. Но в эти короткие мгновения, когда мы вместе, я всегда счастлив. Ради них я готов опять рисковать. Вести в бой флот, или эскадру космических кораблей, осушать море и обрушивать цунами на сушу. Лишь бы у меня был шанс. Хоть один, – он тяжело вздохнул. – Но мне сдается, что наш злой демон, – он кивнул через плечо, – ты знаешь, о ком я, сделает все, чтобы нам с тобой не быть вместе. У предателя всегда больше шансов, потому, что он действует из-под тишка. Я не боюсь врага, которому смотрю в лицо, но я боюсь удара в спину.

– Гонконг, – тихо сказала Алла, глядя в окно. – Мы подлетаем. Надо собраться, Билял, и думать не о нас, а о том, что будет, если мы не успеем.

– Вижу взлетную полосу…

– Как ты ее можешь видеть, сплошной туман!

– Я ее вижу. По крайней мере, чувствую.

– Запрашивай посадку.

– Они нас ждут.

– Посадку разрешаю, – подтвердил диспетчер.

– Хоть кто-то меня порадовал, что в последнее время бывает не часто. Еле-еле хватило топлива, кстати, – Билял кивнул на приборы. – И то… чуть-чуть протащи.

– Огоньку добавить? – лукаво спросила она.

– Именно. Садимся на пустых баках.

– Слушаюсь, командир!

Затихшие, было, двигатели снова взревели.

– Там, в салоне! С ветром не баловать! – крикнул Билял. – Через пять минут садимся! Начинаю отсчет: один, два… десять.

Вскоре выпущенные шасси мягко коснулись земли. Включились «дворники», разгоняя льющиеся по стеклу потоки воды.

– И здесь дождь! – радостно сказал Билял. – Это на удачу!

Самолет катился по мокрой полосе, постепенно сбавляя скорость.

– Что дальше? – спросил Билял у китайца, когда они остановились.

– Когда выйдем из самолета, я скажу, – важно ответил тот.

Гонконгский Центр Деловой Авиации имел свой терминал для пассажиров частных самолетов и в этом терминале не зависимую от остального аэропорта инфраструктуру. К самолету такой важной персоны, как арабский принц Билял было повышенное внимание. На полосе тут же появился трап, засуетились техники.

– Где ты живешь, Гуанг? – тронула китайца за руку Тера.

– На Пике.

– На Пике?

– Так у нас называется Пик Виктория, самая высокая точка Гонконга. Там у меня дом.

– Ну, конечно! – рассмеялся Билял. – Ты опять построил себе храм на горе! А кто-то упрекал меня в том, что я не меняю своих привычек!

– Раз вы мои гости, я должен проявить гостеприимство, – криво улыбнулся Гуанг Чао. – Теперь моя очередь решать проблемы, так?

– Я знаю, что в мыслях ты меня давно уже задушил, – хмыкнул шейх. – Но давай, валяй!

И он пропустил Гуанга Чао к выходу первым.

– Мистер Чао! – низко склонился стоящий у трапа водитель машины, на которой их должны были отвезти в терминал. – Добро пожаловать домой!

– А ты здесь, оказывается, персона! – присвистнул Билял. – Ну, давай, удивляй дальше.

Гуанг Чао полез в машину, доставая из кармана мобильный телефон.

– Приготовьте мой вертолет, – велел он.

– Мистер Чао не воспользуется наземным транспортом? – подобострастно спросил водитель. – Пробок на вашем пути сегодня нет. Может, подать к выходу из терминала вашу машину? Покажите город своим гостям.

– Нет, отвези меня на вертолетную площадку. У нас мало времени.

Когда они подъехали, у вертолета уже суетились сотрудники технической службы Центра. При виде Гуанга Чао все они вытянулись в струнку.

– Ты можешь быть свободен, – важно сказал китаец пилоту. – Я сам поведу машину. Нас четверо, так что места для тебя нет.

Тот кивнул и отошел.

– Сколько же у тебя миллиардов, Гуанг? – насмешливо спросил принц Билял, запрыгивая в вертолет. – Если каждая собака тебя здесь знает.

– Это мой город, – гордо сказал китаец. – Я здесь хозяин. Если бы я хотел тебя уничтожить, мне достаточно щелкнуть пальцами.

– Он, похоже, опять заманил нас в ловушку! – беспечно рассмеялся Билял.

– Ты сам в нее полез! Я же тебе говорил: летим в Иерусалим.

– Ладно, не пугай. Покажи лучше, что можешь, – принц кивнул на панель со светящими приборами.

Гуанг Чао, молча, начал щелкать тумблерами.

– Вот кого надо было брать вторым пилотом! – не унимался Билял. – Что ж ты раньше-то притворялся?

– Не хотелось тебя затмить, о, Сиятельный. Огромная тень твоего самолюбия на время скрыла мои таланты, но теперь ты и все остальные увидят, кто настоящий правитель.

Билял только хмыкнул. Закрутились лопасти, и железная стрекоза мягко снялась с места. Внизу замелькали здания терминалов, причудливая башня контрольно-диспетчерского пункта, похожая на концертный микрофон, взлетные полосы… Сгустились сумерки и повсюду зажигались огни.

– Вы увидите мой город в самое лучшее для него время суток, – гордо сказал Гуанг Чао.

Они медленно, и, как показалось Алле, торжественно поднялись над островом Чек Лап Кок, где находился международный аэропорт Гонконга. С высоты птичьего полета он напоминал материнскую плату персонального компьютера, где вместо процессора было летное поле, а чипы заменяли серебристые самолеты. Море вокруг острова было цвета бутылочного стекла, но постепенно в него наливали молодое вино летнего заката, и стекло это все больше темнело. Гуанг Чао немного покружил над островом.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.