Элегия тени - [3]

«Туча легкая над рощей…»

Туча легкая над рощей…

Прилети и пролети…

Я тоскую много проще:

Не в душе, а во плоти.

Та возвышенная смута,

Что пришла в забытом сне,

Ныне отдана кому-то,

Безразличному ко мне.

Если ж заросли в сырую

Погружаются во тьму,

Я пугаюсь и горюю

По сиротству моему.

«Чего бы сердце ни хотело…»

Чего бы сердце ни хотело —

Ничто исполнить не могу.

Всегда желая без предела,

Всегда замру на полшагу.

Итог беспомощных стараний —

О сколь заранее постыл!

Душа – сверканье в океане,

А я – саргассовый настил, —

Но там сквозится из разводий

Вода неведомых морей,

Не существующих в природе —

И явных сердцу тем скорей.

«Где-то там, где блещут воды…»

Где-то там, где блещут воды,

Где течет речная гладь,

Где природа без природы,

Несмутимо провожать

Буду дни свои и годы.

Что же делает река,

Если просто – просто длится?

Наплывут издалека

Чьи-то медленные лица,

Словно прошлые века.

И скользя по речке взглядом,

Сохраню свою печаль

И дышу своим разладом —

Ибо влага мчится вдаль,

Все равно оставшись рядом.

Я и движусь, и стою,

Если вглядываюсь в реку,

В эту чистую струю —

Ибо отдал ей довеку

Всю разорванность мою.

«У таинственной двери…»

У таинственной двери

Моего бытия

Бродят птицы и звери —

И взираются, веря,

Будто я – это я.

Полны сонных бездоний,

Ни к чему не спеша;

Только я посторонний,

И всех бед неотклонней

Катастрофа – душа.

Рассевается дрема —

И я счастлив почти;

А смотреть из проема

Хуже всякого слома

И страстного пути.

«Глухая ночь, простри ко мне персты…»

Глухая ночь, простри ко мне персты,

Усынови… Я был во время оно… —

Я есмь король, отрекшийся от трона

Моей тревоги и моей мечты.

Мой меч, тяжелый свыше моготы,

Которым овладел я беззаконно,

И непосильный скипетр и корона —

В чужую длань да будут приняты.

Теперь и бесполезную кольчугу,

И шпоры, что звенели от испугу,

Я бросил пред палатой короля.

С душой и телом я покончил счеты —

И возвращаюсь в древние темноты,

Как вечером усталая земля.

Рождество

Родится бог. Былые гибнут боги.

Но правда не пришла и не ушла.

Сменился Миф, и вечность на пороге

Не меньше прежней вечности светла.

Бессильный ум возделывает поле,

Мятутся мифы в мертвенной ночи.

Господь есть Слово, и ни граном боле.

Не знай, не верь: утеряны ключи.

Нововерец

Не смыкай покорно вежды —

Ибо нет на свете снов.

Ты лишь тень твоей одежды,

Ты всегда пребудешь нов.

То ли смерть укрыта в ночи —

То ли гибнет самый мрак!

Кто дошел до средоточий,

Не сбавляй трусливо шаг.

Встретишь ангельские лики —

Отберут уютный плащ,

И пойдешь бедней калики,

И невидим, и незрящ.

А у дальних раздорожий

Благодетель-серафим

Обдерет что было кожи,

Чтобы стал – собой самим.

А потом в глубоком гроте

Ты увидишь Божий храм —

И разденешься от плоти,

Уподобившись богам.

Ныне тень твоей одежды

Не тебе закроет свет,

И не ты смыкаешь вежды —

Ибо смерти больше нет.

Эрот и Психея

…Итак, видишь ты, Брат мой, что истины, которые даны были вам на ступени Новообращенного, и истины, данные на ступени младшего Адепта, суть, хоть они и противоположны, одна и та же истина.

Из Ритуала Ступени Магистра Двора

в Ордене Португальских Тамплиеров

В песне древнего распева

Повествуется рассказ,

Как спала Принцесса-Дева,

В утоленье злого гнева

Разомкнуть не могши глаз.

Есть в легенде Принц, который,

Зло и благо одолев,

Отправлялся в путь нескорый,

Через реки, через горы,

На котором будят дев.

Словно смерти верный сколок,

От надежды отобща,

Сон Принцессы долог, долог —

И оплел ее начелок

Из зеленого плюща.

Принц спешит из-под навеса

Очарованных теней,

И о Юноше средь леса

Не проведает Принцесса,

Он не ведает о ней.

Но Судьбу исполнит каждый:

Деве писано уснуть,

Рыцарю – томиться жаждой,

Без которой бы однажды

Не вершился этот путь.

Видя морока заслоны,

Принц шагает напрямик;

Заблужденьем вдохновленный,

Перешел через препоны

И дворца ее достиг;

И когда пора настала,

То, дивуясь чудесам,

Он отдернет покрывало

И поймет, что сызначала

Спящей Девой был он сам.

Усыпальница Кристиана Розенкрейца [2]

Еще не видев тело нашего мудрого Отца, мы отошли в сторону от алтаря и там смогли поднять тяжелую плиту желтого металла, за ней же покоилось лучезарное тело, целое и не тронутое тлением… в руке была маленькая пергаментная книга, писанная золотом и озаглавленная «Т.», которая, после Библии, составляет главное наше сокровище и не предается в руки непосвященных.

Fama Fraternitatis Roseae Crucis

I. «Когда от жизни пробудит природа…»

Когда от жизни пробудит природа,

Себя поймем и вызнаем секрет

Паденья в Тело, этого ухода

Из духа в Ночь, из просветленья в бред, —

О сне земли, о свете небосвода

Прозрим ли Правду после стольких лет?

Увы! душе без проку и свобода,

И даже в Боге этой Правды нет.

И даже Бог явился Божьим сыном:

Святой Адам, он тоже грехопал.

Творитель наш и потому сродни нам,

Он создан был, а Правда отлетела.

Безмолвен Дух, как мировой Провал.

И чужд ей мир, который – Божье Тело.

II. «Однако прежде прозвучало Слово…»

Однако прежде прозвучало Слово,

Утраченное в тот же самый миг,

Когда из Тьмы Предвечный Луч возник,

Угаснувший средь хаоса ночного.

Но сознавая свой превратный лик,

Сама из Тьмы, Душа в себе готова

Узнать сиянье радостного зова,

Распятых Роз таинственный язык.

Хранители небесного порога,

Отправимся искать за гранью Бога