Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая - [27]

Да.

— И у вас есть шестьсот тысяч франков?

— Да, они у меня есть, — промолвил Бурьенн.

Жозефина захлопала в ладоши, словно ребенок, которого избавили от наказания.

— Но, — добавил Бурьенн, — ради всего святого, не делайте больше долгов или, уж если делаете, пусть они будут разумными.

— Что вы называете разумными долгами, Бурьенн? — спросила Жозефина.

— Ну что вам на это сказать? Лучше было бы вовсе их не делать.

— Но вы же прекрасно знаете, что это невозможно, Бурьенн, — с убежденным видом ответила Жозефина.

— Делайте их на пятьдесят тысяч франков, на сто тысяч франков.

— Но, Бурьенн, если теперешние долги будут оплачены, а вы ведь ручались, что, имея шестьсот тысяч франков, оплатите все долги…

— И что тогда?

— О, тогда поставщики не откажут мне в кредите!

— А как же он?

— Кто?

— Первый консул; он поклялся, что оплачивает ваши долги в последний раз.

— В прошлом году он говорил то же самое, Бурьенн, — с очаровательной улыбкой заметила Жозефина.

Бурьенн изумленно посмотрел на нее.

— Послушайте, — сказал он, — вы меня просто пугаете. Еще два или три года мира, и те несколько жалких миллионов, которые мы привезли из Италии, закончатся. Пока же, если я вправе вам советовать, дайте, по возможности, дурному настроению первого консула время немного рассеяться, прежде чем вы снова встретитесь с ним лицом к лицу.

— Ах, Боже мой! Положение тем более серьезное, что на это утро я назначила свидание одной моей соотечественнице из колоний, подруге нашей семьи, графине де Сурди; она явится вместе со своей дочерью, и мне ни за что не хотелось бы, чтобы в присутствии этих дам, с которыми я встречалась в свете, но которые впервые придут в Тюильри, у первого консула случился припадок ярости.

— Что вы дадите мне, если я удержу его здесь, заставлю здесь же позавтракать и он спустится вниз лишь к часу обеда?

— Все, чего хотите, Бурьенн!

— Тогда берите перо, бумагу и пишите вашим прелестным мелким почерком…

— Что именно?

— Пишите!

Жозефина поднесла перо к бумаге.

— «Я разрешаю Бурьенну оплатить все мои счета за 1800 год и урезать их наполовину или даже на три четверти, если он сочтет это приемлемым».

— Готово!

— Поставьте число.

— «19 февраля 1801 года».

— И подпишите.

— «Жозефина Бонапарт»… Сейчас все в порядке?

— В полнейшем. А теперь спускайтесь к себе, одевайтесь и принимайте вашу подругу; первый консул вас не побеспокоит.

— Решительно, Бурьенн, вы очаровательный человек.

И Жозефина протянула ему для поцелуя кончики пальцев.

Бурьенн почтительно поцеловал поданные ему коготки и позвонил рассыльному.

Тот немедленно появился на пороге кабинета.

— Ландуар, — обратился к нему Бурьенн, — скажите дворецкому, что первый консул будет завтракать в своем кабинете. Пусть он велит принести круглый столик с двумя приборами; я заранее извещу его, когда подавать.

— Бурьенн, а кто завтракает с первым консулом? — поинтересовалась Жозефина.

— Не все ли вам равно? Лишь бы это был человек, способный поднять ему настроение.

— Но все же кто это?

— Вы предпочитаете, чтобы первый консул завтракал с вами?

— Нет, нет, Бурьенн! — воскликнула Жозефина. — Пусть завтракает с кем хочет и спускается ко мне лишь к обеду!

И она умчалась. Мимо Бурьенна пронеслось облачко тончайшей ткани, и он остался один.

Минут через десять дверь парадной спальни распахнулась и первый консул вернулся в кабинет.

Он подошел к Бурьенну и сжатыми кулаками оперся о его письменный стол.

— Итак, Бурьенн, — произнес он, — я только что виделся с этим прославленным Жоржем.

— И какое он произвел на вас впечатление?

— Это бретонец старого закала, из Нижней Бретани, высеченный из того же самого гранита, что и их менгиры и долмены; или я сильно ошибаюсь, или нам еще предстоит с ним встретиться. Это человек, который ничего не боится и ничего не желает. Такие люди ужасны, Бурьенн.

— К счастью, они встречаются редко, — рассмеялся Бурьенн. — Вы знаете это лучше, чем кто-либо, ведь вам довелось повидать столько тростинок, выкрашенных под железо.

— Кстати, о тростинке, причем о тростинке, гнущейся под всеми ветрами: ты виделся с Жозефиной?

— Она только что вышла отсюда.

— Она довольна?

— У нее гора с плеч свалилась.

— Почему же она меня не дождалась?

— Она боялась, что вы будете ее бранить.

— Конечно, она прекрасно знает, что ей этого не избежать.

— Да, но, имея с вами дело, выиграть время означает переждать непогоду. А кроме того, сегодня в одиннадцать часов утра она принимает у себя даму из числа своих подруг.

— Кого же?

— Креолку с Мартиники.

— Как ее зовут?

— Графиня де Сурди.

— Кто эти Сурди? Известный род?

— И вы спрашиваете об этом меня?

— Разумеется; разве ты не знаешь реестр дворянских семейств Франции как свои пять пальцев?

— Ну что ж, это семья, из которой вышли как церковнослужители, так и воины и корни которой восходят к четырнадцатому веку. Насколько я могу вспомнить, в походе французов против Неаполя принимал участие некий граф де Сурди, творивший чудеса доблести в битве при Гарильяно.

— Так безнадежно проигранной рыцарем Баярдом.

— А что вы думаете об этом Рыцаре без страха и упрека?

— Он заслужил свое прозвище и умер так, как должен желать умереть любой солдат; но я невысоко ценю всех этих великих рубак: они были никудышными военачальниками. Франциск Первый в битве при Павии повел себя как дурак, а в битве при Мариньяно проявил нерешительность. Но вернемся к твоим Сурди.