Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая - [12]

При всем присущем ему самообладании Ролан не смог скрыть от Жоржа своего удивления, и при свете огня, который уже разожгла чья-то невидимая рука, яснее, чем при свете лампы, было видно, что Ролан тщетно пытается осознать, каким образом тот, кого он искал, сумел заранее узнать о его приезде; однако Ролан счел неуместным выказывать свое любопытство, сел на стул, предложенный Кадудалем, и протянул ноги поближе к огню.

— Так это и есть ваша штаб-квартира? — спросил он.

— Да, полковник.

— На мой взгляд, у вас довольно странная охрана, — заметил Ролан, оглядываясь вокруг.

— Вы так говорите, потому что на всем пути от Ла-Рош-Бернара до Мюзийяка не встретили ни души? — поинтересовался Жорж.

— Признаться, мне не встретилась даже кошка.

— Но это отнюдь не доказывает, что дорога не охраняется, — улыбнулся Кадудаль.

— Ну да, возможно, ее сторожат совы, которые всю дорогу перелетали с дерева на дерева, словно сопровождая меня? В таком случае, генерал, беру свои слова назад.

— Так оно и есть, — ответил Кадудаль, — именно эти совы служат мне часовыми; у них прекрасное зрение, ведь они имеют то преимущество перед людьми, что видят ночью.

— Хорошо, однако, что я позаботился навести справки в Ла-Рош-Бернаре, ведь дальше мне не у кого было спросить дорогу.

— Где бы вы по пути ни спросили вслух: «Где мне найти Жоржа Кадудаля?», в ответ вы услышали бы голос: «В селении Мюзийак, четвертый дом справа». Вы никого не видели, полковник, а между тем сейчас около полутора тысяч человек знают, что господин Ролан де Монтревель, адъютант первого консула, ведет переговоры с сыном мельника из Керлеано.

— Но если эти полторы тысячи человек знают, что я адъютант первого консула, почему же они пропустили меня?

— Потому что они получили приказ не только пропустить вас, но и оказать вам любую помощь, если вы будете в ней нуждаться.

— Так вы знали, что я еду к вам?

— Я знал не только то, что вы едете ко мне, но и зачем вы едете.

— Выходит, нет смысла вам это говорить.

— Да, но мне доставит удовольствие услышать то, что вы скажете.

— Первый консул желает мира, но мира общего, а не частичного. Он уже подписал мир с аббатом Бернье, д’Отишаном, Шатийоном и Сюзанне; ему огорчительно видеть, что лишь вы, кого он уважает как храброго и честного противника, упорно противостоите ему. И вот он послал меня непосредственно к вам. Каковы ваши условия мира?

— О, они весьма просты, — с улыбкой сказал Кадудаль. — Пусть первый консул вернет трон его величеству Людовику Восемнадцатому, станет его коннетаблем, его главным наместником, главнокомандующим его сухопутными и военно-морскими силами, и в тот же миг я превращу перемирие в настоящий мир и первым сделаюсь его солдатом.

Ролан пожал плечами.

— Но вы же прекрасно понимаете, что это невозможно, — ответил он, — и первый консул ответил решительным отказом на это предложение.

— Вот поэтому я и намерен возобновить военные действия.

— И когда же?

— Сегодня ночью. Вы, кстати, приехали весьма вовремя и сможете присутствовать при этом зрелище.

— Но ведь вам известно, что генералы д’Отишан, Шатийон, Сюзанне и аббат Бернье сложили оружие?

— Они вандейцы, и от имени вандейцев могут делать все, что им угодно. Я же бретонец и шуан, и от имени бретонцев и шуанов могу поступать так, как сочту нужным.

— Но, генерал, ведь это истребительная война, на которую вы обрекаете этот несчастный край?

— Это подвиг мученичества, на который я призываю христиан и роялистов.

— Генерал Брюн в Нанте, и с ним восемь тысяч бывших французских пленных, которых нам только что вернули англичане.

— У нас, полковник, им так не повезет; синие научили нас не брать пленных. Что же касается численности наших врагов, то мы привыкли не обращать внимания на такие частности.

— Но вы же понимаете, что если генералу Брюну, даже присоедини он к этим восьми тысячам пленных двадцать тысяч солдат, которые перейдут к нему от генерала Эдувиля, таких сил окажется недостаточно, то в случае необходимости первый консул не колеблясь сам двинется против вас во главе стотысячного войска?

— Мы будем признательны первому консулу за честь, которую он нам окажет, — промолвил Кадудаль, — и постараемся доказать ему, что достойны сражаться с ним.

— Он сожжет ваши города!

— Мы укроемся в наших хижинах.

— Он испепелит ваши хижины!

— Мы уйдем в наши леса.

— Подумайте как следует, генерал!

— Окажите мне честь, полковник, останьтесь со мной на сутки, и вы увидите, что я уже все обдумал.

— И если я соглашусь?

— Вы доставите мне большое удовольствие, полковник. Однако не требуйте от меня больше, чем я могу вам дать: сон под соломенной крышей, одну из моих лошадей, чтобы сопровождать меня, и охранную грамоту, чтобы уехать отсюда.

— Согласен.

— Дайте слово, сударь, ни в коем случае не восставать против приказов, которые я буду отдавать, и ни в коем случае не срывать внезапных атак, которые я намерен предпринимать.

— Генерал, мне так любопытно увидеть, как вы будете действовать, что я охотно даю вам слово!

— И сдержите его, что бы ни происходило у вас перед глазами? — настаивал Кадудаль.

— Что бы ни происходило у меня перед глазами, я не буду действующим лицом и замкнусь в роли зрителя. Мне хочется иметь возможность сказать первому консулу: «Я сам все видел».