Экспедиция. Бабушки офлайн - [21]

— Послушайте, Люба. Я не знаю, что вы там им сказали. У нас не поездка выходного дня, а научная экспедиция! Я лично езжу по селам шестнадцатый год, и еще ни разу до этого самого момента…

— До этого самого момента, — эхом отозвалась Чирикова. — Вот в Астрадамовке у вас, видите ли, в первый раз неудача…

— Какая неудача!? — Стариков ощутил, как из самых глубин его существа начинает подниматься раздражение и злость невероятной силы. Его пытались ударить в самое нутро жизненных интересов, да что там пытались — уже ударили! И кто? Какая-то…

— В общем, я вас предупредила, Алексей Михайлович. Всего хорошего! — и, качнув шортиками, Люба пошла прочь, ведя за собой четырехлетнего Никитоса, отказавшегося подать Леше руку.

Стариков, бледный и злой, с минуту сверлил ее ярко-желтую спину, затем развернулся так, что пыль и мелкие камушки полетели в сторону из-под подошв кроссовок. Он вошел в класс подавленный и молча лег на спальник рядом со Сланцевым.

— Ты чего такой? — спросил Мишка. Леша не ответил.

— А ничего корма у этой — в желтеньком. Приличная такая корма! — сказал рыжий, который сидел на парте рядом с ноутбуком Старикова.

— Какая… корма? — выдавил из себя Лешка. Он почти не слышал окружающих.

— Да у девицы твоей, которая с ребеночком к тебе заявилась. Корма в джинсовых шортиках, — ответил Юрка. — Это же надо, до чего девушки дошли: ничего не скрывают, сразу с детьми приходят, чтобы всё, так сказать, открыто и честно!

— А-а, — протянул рассеянно Лешка. — Корма-то, может, и ничего, но вот с головой… не всё в порядке.

— А чего она приходила-то? — спросил Мишка, зевая. — Дело пытает или на свиданку?

— Да ничего, так, — махнул рукой Стариков. — Знакомая одна. Думаю, что больше не придет.

— Ага, — Сланцев сладко потянулся и встал. — Тады лады. Курить пойдешь? Нет? Ну, ладно. Мы с Юркой сходим разведаем, что на ужин, а потом — на запись в село. А ты?

Стариков промолчал.

***

Ужинали весело. Толька Тонков взял с собой большую часть «Городца» — пять душевно поющих дам в возрасте от 25 лет и старше. Он водил всю эту дружную толпу на запись вместе, вместе они садились за стол, вместе и вставали, а главное — вечерами после застолья репетировали. И голоса их — молодые, красивые, схватившие самую суть народной песни — пели не абы что, не общерусский псевдофольклор, а именно то, что записывали раньше в поездках по Ульяновской области. Кажется, не было в экспедиции такого человека, который оставался бы равнодушным к их вечерним спевкам.

«Городец» занимал левую ветку столов, составленных буквой «П». Правую облюбовали девчонки-старички: маленькая Танька Родина, цыганистая Юлька Дожжина, неизменный завхоз Ташка Белорукова; к ним примыкала и стеснительная первокурсница Ольга Водлакова.

Верхушку «П» занимали мужики во главе с ИП, а где-то по углам — то к одному краю, то к другому — пристраивался молчаливый новичок Паша Трошин. Он вежливо помогал завхозу наливать чай, внимательно вслушивался в разговоры старичков и, поправляя очки, делал про себя какие-то выводы. Стариков не знал, какие, да и ему сейчас было не до этого: разговор с Чириковой всё мозолил ему воображение и не давал покоя.

— И что это за порядки такие: даже добавки не дают! — проворчал Котерев, присаживаясь на свое законное место за столом (про законность столовых мест знаток древнеримской морали Сланцев выразился так: «Сие есть аккубитус3 каждого». Что это всё значит, он не уточнил, но словечко «аккубитус» приобрело популярность).

— А у нас так принято! — с вызовом ответила завхоз и выпрямила широкую спину. — Кто хочет добавки — сам пусть себе отдельно покупает и готовит.

Шахов мельком взглянул на Ташку, но ничего не сказал. Юрка улыбнулся во все 32 и принялся уплетать чай с печеньями. Белорукова хищно следила за каждым его движением.

— Второй день подошел к завершению, — как бы между прочим заметил ИП. — У некоторых уже скопились записи, первокурсники могли бы завтра с утра порасшифровывать немного. Почти у всех есть свои темы, тут никого подгонять не надо. Однако я напоминаю, что есть универсальные вопросы, которые нужно спрашивать у всех информантов: есть ли гармонисты-балаечники, кто наряжался на свадьбу или читает сейчас на поминках.

Шахов помолчал немного, а затем вдруг повернулся к Старикову и спросил:

— Я, кстати, Леш только от тебя этих сведений еще не получил. Что-то не узнаю тебя… Ты вообще работаешь или как?

Лешка не сразу понял, что ИП обращается к нему: он привык, что когда Шахов говорит громко, обычно его речь была адресована всем, но уж точно не ему — аксакалу экспедиций, работающему автономно и…

— Леш, ты где потерялся? — Мишка толкнул его в бок. Стариков обвел глазами притихший стол, посмотрел на Ивана Петровича и попросил повторить вопрос.

— Да я вот всё про обычные сведения, которые мы спрашиваем у всех рассказчиков, — ИП подлил себе чаю и внимательно посмотрел в глаза Лешке. — Почему ты этим не интересуешься?

— Поинтересуюсь. Успею еще. Пока не до этого, Иван Петрович, — пожал плечами Стариков, вдруг снова ощутив накатившее раздражение.

— Ну-ну. Вон Юра вместе с Олей Водлаковой — совсем новички, а им времени хватило на это. Уж ты бы мог уделить пару минут беседы для такой мелочи. Хотя бы для меня — про второй-то день свадьбы? Ты же знаешь, как для меня это важно, — Шахов говорил непринужденно, без всякой задней мысли и подводных двусмысленных течений, однако Стариков уже завелся. Сравнение с рыжим его особенно доконало.