Экономические дискуссии 20-х - [47]
Н. Бухарин, Е. Преображенский, Ш. Дволайцкий пытались опереться на высказывание К. Маркса, гласящее, что если бы форма проявления совпадала с сущностью вещей, то для науки не было бы места. Они утверждали, что при капитализме производственным отношениям свойственны превращенные, вещные формы, следовательно, наука нужна. Другое дело — социализм. "... По отношению к общественным формациям, где сущность отношений людей и форма их проявления совпадают, например по отношению к законченному социалистическому обществу... политическая экономия так, как понимал эту науку Маркс, является ненужной"11, - утверждал Е. Преображенский.
Тот же смысл имели многочисленные высказывания других сторонников ограничительной версии о прозрачности, ясности производственных отношений некапиталистических формаций: так как сущность их совпадает с формой проявления, то научный анализ излишен, т. е. производственные отношения некапиталистических формаций подлежат лишь простому описанию.
Подобный подход несостоятелен, ибо ни в природе, ни в обществе нет явлений, совпадающих с сущностью вещей, именно поэтому предметом наук выступают все сферы жизни природы и общества на всех стадиях развития. Но если явления никогда не совпадают с сущностью вещей, они все же всегда в конечном счете определяются сущностью, соответствуют ей. Вещное проявление производственных отношений капитализма порождается сущностью этих отношений и соответствует ей. Явления социалистического общества также соответствуют сущности социалистических производственных отношений, но не совпадают с ней.
Политическая экономия, no Н. Бухарину, разоблачив товарный фетишизм, выполняет свою задачу, ибо после снятия товарно-вещных покровов производственные отношения капитализма так же прозрачны, как и производственные отношения других формаций. Товарный фетишизм превращался у Н. Бухарина в "ходячий взгляд" на вещи, в неверное представление людей о своих производственных отношениях. Этот неверный взгляд вполне можно разоблачить, отбросить, и тогда, по Н. Бухарину, производственные отношения капитализма окажутся столь же ясными и прозрачными, как и производственные отношения людей другой общественной формации.
Однако конечная задача науки состоит не в том, чтобы опровергнуть ходячий взгляд на вещи, а в том, чтобы вскрыть сущность вещей. Различие между сущностью и явлением неравнозначно различию между научным и вульгарным взглядом на вещи, так же как явление неравнозначно видимости. Сам факт разоблачения вульгарного представления о вещах вовсе не означает, что с этого момента сущность и явление совпадают. Если бы опровержение какого-либо обыденного взгляда на вещи делало их доступными научному описанию, это означало бы, что в реальности их сущность совпадает с явлением. И вся трудность в том, чтобы преодолеть распространенный взгляд на вещи, т. е. преодолеть момент идеальный, устранение которого не затрагивает ни сущности, ни явления, ни взаимоотношений между ними.
Для К. Маркса товарный фетишизм — это не только неверный взгляд, а объективная реальность, которая отнюдь не отпадает, коль скоро она вскрыта наукой, "разоблачена". Производственные отношения капитализма "непрозрачны", они по самой своей природе проявляются как отношения вещей, и никакое изучение не освобождает их от вещной формы. "Капитал" К. Маркса делает производственные отношения капитализма ясными для науки, но не "прозрачными" in nature.
Цель политической экономии капитализма — познание производственных отношений капитализма, а не устранение товарного фетишизма. Товарный фетишизм устраняется вместе с капиталистическими производственными отношениями, ликвидируется не в процессе познания, а в результате пролетарской революции и социалистического преобразования общества. Если преодоление товарного фетишизма не является целью науки, то политическая экономия не ликвидируется и тогда, когда товарный фетишизм устраняется самой жизнью.
Однако если объективная "непрозрачность" капиталистических производственных отношений не исключает их ясности для науки, то соответственно свобода социалистических производственных отношений от товарного фетишизма вовсе не означает, что они заранее известны, не нуждаются в теоретическом изучении, доступны простому описанию. И. Скворцов-Степанов, указывая на гносеологическую ошибку Н. Бухарина, Е. Преображенского и др., в своем заключительном слове верно отмечал, что с разоблачением вульгарно-поверхностного взгляда на вещи наука не кончается, а начинается. В "Курсе политической экономии"
A. Богданов подчеркивал: "Самый момент раскрытия затемняющих познание форм мышления еще не относится к ней (политэкономии — B. М.): он принадлежит учению об идеологиях"12.
Отрицавший необходимость и возможность теоретического изучения социалистического способа производства, Н. Бухарин, разумеется, отрицал и применимость к изучению социализма научной абстракции. В этом вопросе с ним был согласен и А. Богданов, который, хотя и не считал обязательным ограничить предмет политической экономии капиталистическим способом производства, допускал применение абстрактно-аналитического метода познания только при изучении капитализма. "... Для нас, - писал А. Богданов, — теория капитализма представляет лишь аналитический момент в одном из этапов единой экономической науки... "
