Экономические дискуссии 20-х - [39]
На рубеже 20-х и 30-х годов широко распространенным было мнение, что ликвидация старых экономических форм означает вместе с тем планомерное создание новых социалистических экономических форм и отношений, диаметрально противоположных старым товарно-капиталистическим. В соответствии с этим экономическая теория социализма должна явиться диаметральной противоположностью экономической теории капитализма. В 30-х годах и много позднее в экономической литературе предпринимаются попытки сконструировать исходные положения новой политической экономии, прямо противоположные исходным положениям политической экономии капитализма. Таковы конструкции "основного закона" или "закона движения" социалистической экономики (закон-план или закон-диктатура пролетариата). Товарно-денежные отношения при такой трактовке предмета политической экономии социализма характеризуются как отжившие, или отживающие, или же, наконец, как существующие в порах нового общественного строя, но не имеющие отношения к конституирующим его признакам, играющие сугубо подчиненную роль.
Наконец, отметим точку зрения, высказанную на рубеже 20-х и 30-х годов, опиравшуюся на высказывания К. Маркса, согласно которой новые производственные отношения являются не только отрицанием, но и развитием старых, изучение же новых производственных отношений представляет собой ключ и для понимания старых отношений26. Отсюда, как нам представляется, можно сделать вывод, что старые категории не просто отбрасываются или существуют как атавизм среди новых категорий, но качественно преобразуются, видоизменяются и органически включаются в круг категорий политической экономии социализма.
В философской и экономической литературе в 20-х годах шел спор между двумя теоретическими направлениями - "идеалистами" и "механистами". Он во многом отразил различные представления о характере процесса перехода к социализму, о содержании переходного периода. "Идеалисты" (вслед за Гегелем) рассматривали природу и общество как единый организм, движение и развитие которого подчинены единым внутренним законам; процесс развития с точки зрения гегелевской методологии представлялся как развертывание форм, подчиненное извечным, до опыта существующим закономерностям.
Нужно отметить, что сами "идеалисты" (И. Рубин, И. Давыдов, И. Кушин) экономической теорией социализма не занимались, но разрабатывавшийся ими метод экономического мышления, примененный к изучению переходного периода, способствовал формированию определенных выводов. А именно: абсолютизация "органического" представления об обществе вела к недооценке сложности его структуры, к игнорированию соразмерности его частей, к телеологической трактовке результата развития как заранее предопределенного. В результате "закон развития общества" противопоставлялся равновесию экономики, поддержанию пропорциональности в хозяйстве. Тем самым, по сути дела, воспроизводились представления гегелевской философии, которая рассматривает мироздание как единство, пронизанное одной абсолютной идеей, "отпускаемое" этой идеей как развертывание абсолютной идеи. Единичное лишь как часть целого получает свою "истинность".
Напротив, "механическое" направление отвергало органический подход к природе и обществу, рассматривало общество как комбинацию элементов, особое внимание уделяло внешним столкновениям элементов, входящих в состав системы, взаимному столкновению противоположно направленных сил, чередованию состояния равновесия этих сил и неравновесия и т. д.
Было бы совершенно излишним в настоящей работе говорить об огромном значении разработанной Гегелем диалектики, учения о развитии на основе внутренних, имманентных противоречий природы и общества, о внутренне связанных, переходящих друг в друга формах развития. Точно так же излишне было бы доказывать правомерность теоретических подходов, предшествовавших формированию теории систем. И тот и другой подходы правомерны, оба они отражают определенную сторону бытия, вместе с тем ни тот, ни другой подход не должен рассматриваться как абсолютный: наличие внутренних, имманентных противоречий в явлении не исключает самостоятельного значения внешнего столкновения сил, равновесия между ними и т. д.
Было бы неверно представлять методологию Марксова исследования капитализма лишь как материалистически перевернутую диалектику Гегеля.
Анализ статики и динамики в теории воспроизводства, равновесия как определенного момента в процессе развития, его нарушения и восстановления на новом уровне и т. д. — все это элементы, выходящие далеко за рамки гегелевской логики, обогатившие не только позитивные знания, но и методологию науки. Однако А. Богданов, обнаруживший в "Капитале" Маркса многие методологические подходы, отнюдь не укладывающиеся в рамки гегелевской диалектики, в то же время критиковал Маркса и Энгельса за то, что они якобы лишь воспроизводят диалектику Гегеля, видят противоречия лишь в понятии. Напротив, критика в адрес гегелевской методологии воспринималась многими как возврат к механицизму, что, впрочем, нередко соответствовало действительности.
Для истории русского права особое значение имеет Псковская Судная грамота – памятник XIV-XV вв., в котором отразились черты раннесредневекового общинного строя и новации, связанные с развитием феодальных отношений. Прямая наследница Русской Правды, впитавшая элементы обычного права, она – благодарнейшее поле для исследования развития восточно-русского права. Грамота могла служить источником для Судебника 1497 г. и повлиять на последующее законодательство допетровской России. Не менее важен I Литовский Статут 1529 г., отразивший эволюцию западнорусского права XIV – начала XVI в.
Гасконе Бамбер. Краткая история династий Китая. / Пер. с англ, под ред. Кия Е. А. — СПб.: Евразия, 2009. — 336 с. Протяженная граница, давние торговые, экономические, политические и культурные связи способствовали тому, что интерес к Китаю со стороны России всегда был высоким. Предлагаемая вниманию читателя книга в доступной и популярной форме рассказывает об основных династиях Китая времен империй. Не углубляясь в детали и тонкости автор повествует о возникновении китайской цивилизации, об основных исторических событиях, приводивших к взлету и падению китайских империй, об участвовавших в этих событиях людях - политических деятелях или простых жителях Поднебесной, о некоторых выдающихся произведениях искусства и литературы. Первая публикация в Великобритании — Jonathan Саре; первая публикация издания в Великобритании этого дополненного издания—Robinson, an imprint of Constable & Robinson Ltd.
Книга посвящена более чем столетней (1750–1870-е) истории региона в центре Индии в период радикальных перемен – от первых контактов европейцев с Нагпурским княжеством до включения его в состав Британской империи. Процесс политико-экономического укрепления пришельцев и внедрения чужеземной культуры рассматривается через категорию материальности. В фокусе исследования хлопок – один из главных сельскохозяйственных продуктов этого района и одновременно важный колониальный товар эпохи промышленной революции.
Спартанцы были уникальным в истории военизированным обществом граждан-воинов и прославились своим чувством долга, готовностью к самопожертвованию и исключительной стойкостью в бою. Их отвага и немногословность сделали их героями бессмертных преданий. В книге, написанной одним из ведущих специалистов по истории Спарты, британским историком Полом Картледжем, показано становление, расцвет и упадок спартанского общества и то огромное влияние, которое спартанцы оказали не только на Античные времена, но и на наше время.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В 403 году до н. э. завершился непродолжительный, но кровавый период истории Древних Афин: войско изгнанников-демократов положило конец правлению «тридцати тиранов». Победители могли насладиться местью, но вместо этого афинские граждане – вероятно, впервые в истории – пришли к решению об амнистии. Враждующие стороны поклялись «не припоминать злосчастья прошлого» – забыть о гражданской войне (stásis) и связанных с ней бесчинствах. Но можно ли окончательно стереть stásis из памяти и перевернуть страницу? Что если сознательный акт политического забвения запускает процесс, аналогичный фрейдовскому вытеснению? Николь Лоро скрупулезно изучает следы этого процесса, привлекая широкий арсенал античных источников и современный аналитический инструментарий.