Екатерина - [30]

Шрифт
Интервал

Чтоб утешить императрицу, обер-егермейстер стал правой рукой поглаживать высокие груди ее, прободающие корсаж.

Императрица сразу обмякла.

Обер-егермейстер поцеловал ее в горячие толстые губы.

Минуя бесконечные заборы, плетни, колья, огораживающие пустыри и огороды, минуя церкви каменные и деревянные, крашеные дома, некрашеные дома, дома с дощатыми трубами, полосатые фонари, ворота с двускатными кровлями и маленькими замшелыми иконками, покосившиеся курные избы и избы, крытые дранью, и избы, крытые соломой, — словом, через всю первопрестольную Москву, несли вскачь вспененные лошади императорскую карету.

4

Был вечерний стол в покоях великого князя. Петр Федорович, как завелось, сидел рядом с Фике. У нее после болезни сильно поредели волосы, лоб еще больше выпуклился, подбородок еще удлинился, но щеки, обтягивающие скулы, цвели пышными розанами, из банки румян, подаренных императрицей.

«Лето есть такое время в году, в которое человек ищет воздушных рассеяний и охотно бежит из комнаты в сад; на поле, даже в самые дикие овраги», — говорит писатель XVIII века.

И Петр Федорович искал воздушных рассеяний; а Фике была слаба и неохотно бежала из комнаты в сад, в поле и даже в самые дикие овраги; поэтому-то они и виделись не так часто.

— Черт возьми, а ведь с вами, сударыня, я особенно хорошо себя чувствую! — воскликнул Петр Федорович.

— Мне это весьма приятно слушать, ваше высочество.

— А знаете ли почему? Потому что вы немка и моя троюродная сестра. Это открывает двери для откровенности.

Но Фике, надо сказать, не особенно ломилась в эти открытые двери; ей казалось, что пучеглазый лейб-компанец, сидящий наискось, понимает немецкую речь.

— А ведь я влюблен, — сделал Петр Федорович вполне неожиданное сообщение.

— Да что вы!

И завитки ушей у Фике зарделись.

— Нет, вы не поверите, сударыня, я, черт побери, просто без ума влюблен.

— Ах!

И Фике опустила счастливые глаза в тарелку со щучиной.

— Хотите я назову вам имя моей прелестной?

— Да! — едва слышно сказала Фике, не поднимая счастливых глаз от щучины.

— Это прелестное существо, сударыня…

— Ах, не надо! Молчите!

— Почему же? Итак, это прелестное существо… фрейлина Лопухина.

Фике выронила вилку из рук.

— Я, конечно, счел бы для себя величайшей радостью на ней жениться, но, черт возьми, тетушка против. А так как я, к сожалению, наследник российского престола, но не шведского, на который тетушка посадила вашего дядю, то, сами понимаете, приходится покоряться ее воле. И жениться на вас. Надеюсь, сестрица, вы не возражаете?

— Конечно.

Завитки ушей у Фике больше не рдели до конца ужина и, вообще, никогда больше не рдели от близости своего жениха, а вскоре и мужа, может быть, чересчур откровенного.

Об откровенности, кажется нам, следовало бы при случае обстоятельно потолковать: что это за свойство и каких душ и каких сердец и каких умов — добрых или злых, возвышенных или низменных, честных или преступных.

— А вы знаете ли, сестрица, историю Наталии Лопухиной, матери дамы моего сердца? — спросил Петр Федорович не совсем твердым голосом.

— Нет, ваше высочество, не знаю.

— Госпожа Лопухина в Сибири. Мрачная история, клянусь адом! А перед отправлением туда ей, черт побери, сочли полезным урезать язык, да еще плетьми отстегали. Каково, сударыня, варварство?

Пытаясь отвлечь Петра Федоровича от малоуместного повествования, Фике воскликнула:

— Какое вкусное блюдо, ваше высочество, эта «щучина».

До ничтожной ли рыбы было рассказчику.

— Вы, конечно, сударыня, желаете узнать, — вопил он, — какое государственное преступление совершила сия красавица? В таком случае, позволю доложить вам, что главнейшая вина госпожи Лопухиной была в ее красоте. Поверьте, сестрица, красота у нее, черт подери, была неземная, первейшая в Петербурге. А теперь первейшая у тетушки. Кому охота быть второй, если совсем нетрудно стать первой, не так ли, сударыня?

— Вы ничего не кушаете, ваше высочество.

— А когда монарх пожелает избавиться от соперницы, клянусь головой, не столь уж трудно найти зацепочку.

— Ваше высочество, как вы вчера стреляли уток?

— Удачно, сударыня. Итак, не успела еще моя тетушка помечтать о доносе на госпожу Лопухину, как он был уже и написан, а следственная комиссия, в которой на одного каналью приходилось по два негодяя…

— Ваше высочество…

— Удачно! удачно!.. А следственная комиссия, состоящая из каналий и негодяев, черт побери, уже и дозналась до самых сокровенностей.

— Ваше высочество…

— Ага! Я вижу, вы сгораете от любопытства поскорей узнать, до каких сокровенностей дознались эти канальи и негодяи.

Фике покрылась капельками холодного пота.

— Имейте в виду, сударыня, что дыба была у них правой рукой и колесо, черт побери, левой, а дознались мерзавцы вот до каких сокровенностей, — и сделал прекомичнейший нос из десяти пальцев.

— Однако, судя по вашему лицу, сестрица, вы, кажется, опять собираетесь меня спросить, удачно ли я стрелял уток?

— Вы ошибаетесь, ваше высочество, — смутилась Фике.

— В таком случае, — и вспылил, — да слушайте же вы меня, наконец, сестрица!

Фике подумала: «Нет, я ему никогда не понравлюсь, если не буду терпеливо слушать его истории, к сожалению, не совсем уместные».


Еще от автора Анатолий Борисович Мариенгоф
Циники

В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.


Роман без вранья

Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.


Циники. Бритый человек

В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.


Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги

Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».


Роман без вранья. Мой век, мои друзья и подруги

В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…


Магдалина

Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».


Рекомендуем почитать
Арест Золотарева

Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…


Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


Ганнибал-Победитель

Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.


Я, Минос, царь Крита

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.