Екатерина - [28]
Мавра Егоровна смотрела на округлые, багровые, трясущиеся щеки и таяла от любви.
— В сенат меня, Маврутка! В сенат, клювоносая! Хотения имею отечество свое на высшие ступени возвести. Все равно, как Великий Петр, из больших ослов буду слонов делать. Не дам в купецкие руки славу нашего века. В сенат меня, Маврутка. В сенат!
2
Елисавета Петровна высочайшею своею особой в императорские кресла седши, сказала:
— Зачнем, господа сенаторы.
Бестужев поднялся и, положив длинные пальцы на крепкую доску большого соснового стола, крытого алым бархатом, обратил свои непонятные щелки в сторону императрицы.
— Ваше величество…
Солнечные лучи, пройдя сквозь пыльные стекла, сами казались пыльными.
Господа сенаторы сидели, не касаясь бархатными своими спинами алых спинок кресел своих.
Генерал-прокурор князь Никита Юрьевич Трубецкой помещался за отдельным маленьким столом.
Кругом бархат.
Алые покрывала, с большого сенаторского стола и с маленького генерал-прокурорского, были обшиты двупалым золотым позументом.
Вице-канцлер говорил голосом ровным, глуховатым.
Голоса тоже бывают умные и глупые. Глуховатые, хриповатые, сиповатые большею частью — умные, бархатные — глупые.
На столах стояли серебряные чернильницы и восковые свечи в серебряных подсвечниках.
Когда вице-канцлер рассуждал в присутствии императрицы, он делался похожим на восковую свечу в серебряном подсвечнике.
А короткий расползшийся генерал-прокурор в пудреном громадном парике и в кафтане, густо расшитом серебром, был похож на чернильницу.
Вице-канцлер рассуждал липучими староманерными фразами.
Елисавета подумала: «Надо б, что ли, и Мавруткиного мужа в сенаторы; он хоть и плут, да с прыткостью, да горяч; не столь досаден».
От Шувалова императрица в мыслях скакнула на собственную персону: «Опять обожралась; хорошо б теплую салфетку на брюхо и в постелю; чего вылезла ни свет ни заря? Ну, чего? Дура!»
Она в сенате сидела редко — раз в три месяца, раз в четыре.
— Чтоб одержать поверхность над древней российской политической системой, — рассуждал вице-канцлер, — господин Шетардий с неслыханной в свете дерзостью собирает за французское золото прегромадную партию, в которую улавливает обще с людьми мужска полу и особ женских.
Тут Елисавета, отстав думать о стороннем, взяла внимание.
— И в сих покусительствах каверзных просто путешествующий француженик Шетардий границ знать не желает.
И Бестужев провел длинными пальцами по столу, словно желая стереть с бархата пыльный луч.
Без ума и разума, сей бесхарактерный человек, в коварственных видах закидывает сеть на высокую особу, узлом крови связанную с ее императорским величеством.
— На кого? — спросила грубо Елисавета.
— На княгиню Ангальт-Цербстскую, Государыня.
Императрица сосредоточила намазанные брови; когда ж говорили о мануфактурах, или о соли, или о магистратских беспорядках, или о пеньке, или о рыбном клее, ей трудно было взять внимание: мысли о стороннем так и лезли тогда в голову.
И опять вице-канцлер провел длинными пальцами по бархату, будто стирал пыльный луч.
— А когда было генералу Ушакову государское повеление чинить допрос лифляндцу Штакельбергу, сделавшему в прусском городе Кенигсберге мерзкую поноску нашему любезному отечеству, а также предрекавшему вторую революцию в обратную пользу принцессы Анны, то господин Шетардий возымел дерзости сделать вмешательства в дела тайной канцелярии, извещая свой двор, что имеет намеренность у допроса лифляндца поставить еще вторую персону, полезную Франции и Пруссии.
При последних словах вице-канцлера князь Никита Юрьевич Трубецкой почувствовал в оплывших щеках своих мелкую трясучку. «От кого ж Бестужев выведал? — вопрошал мысленно Никита Юрьевич. — Маркиз, что ли, не утаил? Вот и вяжись с французами! Во рту у них от длинного языка тесно, а в голове от мозгов курячих — простор».
Грустные пыльные лучи весеннего солнца играли на золотом позументе алого бархатного покрывала, падающего тяжелыми складками с сенаторского стола.
Под окнами прошла расхлябанным шагом Преображенского полку рота, мундированная в английское сукно.
От легких дуновений покачивались туда-сюда белые плюмажи на гвардейских шляпах.
Никита Юрьевич, злобно глянув заплывшими глазами в пронзающие бестужевские щелки, подумал: «Множайшие выгоды были б отечеству от надавливания ступою на горло этой рассуждающей персоне, полезной Англии, — и еще подумал: — О Господи, ограбил узкоглазый диавол российские мануфактуры за похлебство английского двора; хороший шиш теперь остался от всех промышленных попечений Творца России. Вот бы Творцу из гроба вылезть с тростью своей», — и Никита Юрьевич даже пропотел от удовольствия, представив, как Петр ломает об вице-канцлера свою трость.
Большинство средних людей очень любит подобные представления. Вообразит себе восстание из мертвых какого-нибудь необыкновенного человека и пытается угадывать, что бы он сказал, увидав то, как бы удивился тому-то, да как бы поступил в таком случае, да как в другом, да как в третьем.
Трубецкой продолжил мысль свою:
«Рвет, небось, на том свете власы на себе Петр Великий: были российские мануфактуры, а нынче, спасибо вице-канцлеру, — тьфу! Дырявое место!»
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.
Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.
Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.