Екатерина - [26]
— Господь вознаградит вас за это, дитя мое, — убежденно произнесла императрица и трепетно поцеловала лгунью в голубоватые веки, падающие от слабости.
За первое кровопусканье Фике получила от Елисаветы бриллиантовый шлейф на шею и серьги, стоимостью «в двадцать тысяч рублев», по оценке графини Румянцевой, а от наследника престола — часы, обложенные рубинами, «в четыре тысячи рублев».
В это время пуд муки в Москве стоил 23 копейки, а пуд крупы 33 копейки.
Две недели Фике находилась у края жизни.
Кровь отворяли шестнадцать раз.
В покойце был до того спертый воздух, что у иноземцев, даже вполне здоровых, мутилось сознанье; российские же были привычны к таким «воздухам».
Приходя из беспамятства в полупамять, Фике всякий раз слышала:
— Ж-ж-ж-ж-у-у-у-у-у.
Ей казалось, что по комнате летала громадная муха.
Но когда больная находила в себе силы приподнять веки, она видела не муху, летающую по комнате, а десяток женщин, молодых и старых, красивых и безобразных, украшенных и не украшенных статс-дамским портретом.
Конечно, молчать труднее, чем разговаривать, потому что разговаривать можно ни о чем, а молчать надо о чем-нибудь.
Женщины не умолкали ни на минуту.
Казалось, от стены к стене летала огромная муха.
«Бестужев злодей Ангальт-Серпстов, Ангальт-Серпсты злодеи Шувалова, а Шувалов злодей Трубецкого, а Трубецкой злодей Бестужева, а Бестужев злодей Мардефельдов, а Мардефельд злодей Герсдорфа, а Герсдорф злодей Шетардия, а Шетардий злодей Маврутки, а Маврутка злодейка Лестока, а Лесток Бестужева, а Бестужев Ангальт-Серпстов, а Ангальт-Серпсты…»
Злодеи, злодеи, злодеи.
Ж-ж-ж-ж-у-у-у-у-у.
Жар не спадал.
Приходила императрица, садилась у изголовья и плакала, по-бабьи шмыгая носом.
Медикусы первые заговорили о священнике.
— Сыщите мать, — приказала императрица. — Она, верно, у Бецкого время проводит с Шетардием, да с Брюммером, да с Мардефельдом в совещательствах дурацких. У дочери жизнь пресекается, а она и сердцем не сохнет. Дура! Где возьму на нее терпение?
Привезли от Ивана Ивановича Бецкого политическую женщину.
Елисавета сказала ей:
— Поговорить бы вашей дочери со священником. Кого звать?
— Моя дочь горячая лютеранка, — воскликнула Цербстская княгиня, — она так воспитана. При слезном прощании со своим отцом она только и говорила, что о семенах нашей святой религии. А если бы вы читали ее письма в отечество!
И, ломая руки, заключила:
— Умоляю, ваше величество, пошлите за лютеранским священником.
В этот день больной отворили кровь четыре раза. Наконец сознание вернулось.
— Дитя мое, — сказала Елисавета с материнской трепетностью, — хочешь ли ты, чтобы мы послали за лютеранским священником?
Фике попыталась покачать головой. И не смогла. Мысль ей повиновалась лучше.
— Зачем же за лютеранским, пошлите лучше за Симоном Тодорским, — пролепетала умирающая, — я охотно с ним поговорю.
Иоганна-Елисавета превратилась в недвижимый пень. Разумовский поднял не только глаза, но и ладони к потолку, где по его мнению присутствовал Бог.
Императрица зашмыгала носом.
Статс-дамы и фрейлины также.
Карета поскакала за Симоном Тодорским, архимандритом Ипатьевского монастыря.
Цербстская княгиня, освободившись от одеревенения, опять принялась ломать руки.
— Уберите дуру, — сказала императрица.
Иоганна-Елисавета уехала к Бецкому.
Екатерина II, впоследствии, сделала следующую запись об остроумном отказе своем от лютеранского попа в пользу православного: «Это очень подняло меня во мнении императрицы и всего двора».
9
Улучшение здоровья началось после 19 марта, когда, по сообщению «Санкт-Петербургских ведомостей», «больная много мокроты выкинула».
Фике стала подолгу спать посреди дня. Впрочем, довольно часто, чтобы не мешать дамским разговорам, она только делала вид, что спит.
Таким способом она узнавала разные любопытности и полезности.
Очень интересный разговор однажды имелся у графини Анны Карловны Воронцовой с графиней Марией Андреевной Румянцевой. Это были, во всех отношениях, первейшие дамы двора.
После брачного сочетания Анны Карловны с Михайлой Илларионовичем Воронцовым сама императрица с великой свитой и в предшествии трубачей и литавр провожала новобрачных в их дом.
А Румянцева Мария Андреевна, еще в девушках, удостоилась быть телесно поколоченной на чердаке, из ревности, самим Творцом России — Великим Петром.
Повторяем, это были первейшие особы двора, что не мешало им в эпистолярном стиле находиться, может быть, не на самой вершине.
Впрочем, мы предоставим судить об этом самому читателю:
«Ея высочества изволила вакошъке меня видит, изволила тать час до меня прислать».
Вот образчик из ненарочитого письма к императрице одной из первейших особ, украшенных статс-дамским портретом.
Но вернемся же к очень интересному разговору, касавшемуся брачного сочетания наследника престола.
— Господин канцлер, видится мне, еще до сей поры прицелку имеет на саксонскую принцессу Марианну, — сказала графиня Румянцева.
— Княгиня Ангальт-Серпста по стольку всякий день весу теряет в глазах государыни, что удивления не будет, если прицелка Бестужева будет весьма манифик, — отвечала Анна Карловна.
— А барон Горсдорф, саксонский посланник, делает ради своей принцессы сильные акции и беготню, соря деньгами на правую и левую стороны.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.
"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".В.О. КлючевскийВ своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)» и повесть «Порча».
Роман «Дом Черновых» охватывает период в четверть века, с 90-х годов XIX века и заканчивается Великой Октябрьской социалистической революцией и первыми годами жизни Советской России. Его действие развивается в Поволжье, Петербурге, Киеве, Крыму, за границей. Роман охватывает события, связанные с 1905 годом, с войной 1914 года, Октябрьской революцией и гражданской войной. Автор рассказывает о жизни различных классов и групп, об их отношении к историческим событиям. Большая социальная тема, размах событий и огромный материал определили и жанровую форму — Скиталец обратился к большой «всеобъемлющей» жанровой форме, к роману.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.