Екатерина - [32]
Поймав взгляд золотобородого, наследник престола вторично опустил ухо чуть ли не до середины шеи.
«В дедушку пошел, в Петра Алексеевича», — сказал себе архимандрит и, не выдержав издевательства неморгающих глаз наследника, спрятался под золотые свои мохнатые брови. «О Господи, почто на российский престол опять сатану сажаешь?»
Солнце жгло.
6
Под вечер приехал в монастырь Михайло Ларионович Воронцов с толстым пакетом для императрицы от Бестужева.
— Чего замолчала? Читай. Тебе говорю, что ли, читай, Маврутка, — сказала Елисавета очень тихо и потому страшно. — Да гляди, коли какое слово проглотишь, ох, клянусь Господом, так и пущу башмаком в рыло.
Когда императрица орала и сверкающая тарелка лица ее пунцовела, у Мавры Егоровны сердце не проваливалось, как в бездну; но когда тарелка делалась белой и говорить императрица начинала так тихо, что в трех шагах и слова не разберешь, тогда сердце у кузыны летело в тартарары.
— Читай.
Елисавета сидела на постели, обняв голую ногу, согнутую в колене, обеими руками; другой, правой ногой она, не переставая, ерзала по простыне.
— Ну?
— А которое ж, матушка ваше величество, теперь читать?
— Вот это, — и государыня ткнула пяткой в большой белый лист, отбившийся от вороха прочих шетардиевых писем, разобранных с цифири статским советником Голдбахом, чиновником из коллегии иностранных дел.
— К кому оно?
— К Амелоту, матушка.
— Читай, что красным подчерчено господином вице-канцлером.
— Слушаю, матушка-государыня, — и кузына принялась за огласку, водя глазами по крупным и длинным строкам: «Дабы о том, что в сердце царицыном делается, сказать или паче, когда бы ее суеверными предупредительными мненьями пользоваться, то всемерно и существительно потребно есть ее духовника и тех архиереев, которые синод сочиняют, подкупить».
— Ладно, кинь к стороне, — сказала Елисавета, не двигая глазами, белыми от злости.
Мавра Егоровна откинула.
— Это! — И Елисавета ткнула пяткой в другой лист. — Читай.
— Опять, матушка ваше величество, оттоле брать, что красным отчерчено?
— Оттоле.
— «Но пункт о низвержении вице-канцлера еще в состояние не приведен, однакож мы много от помоществования принцессы Цербстской надеемся…»
— Известно, — сказала Елисавета, — дуракам от дуры и помоществование. Умный-то не подаст. Ох, клянусь Господом, и будет немецкой дуре осадка. Читай.
— Под сим, матушка ваше величество, шетардиевым пассажем имеется Алексея Петровича подлинный ремарк.
— У господина вице-канцлера словеса-то липучи, как собачья слюна. Бери, стало, с середки.
— Слушаюсь, ваше величество, — и взяла с середки. — «Будучи грустном и печальном состоянии только утешения на правосудие ея императорского величества со всещедрым своим покровом не допустить его вице-канцлера невинным быть сакрифисом».
— Сакрифисом! — мрачно прыснула Елисавета. — А по моему згаду, от такого невинного сакрифиса, как граф Бестужев, и палачу-то кровожадному дай Бог — живу ноги унесть.
Кузына вставила:
— Он, матушка, граф Алексей Петрович человек есть прозорливой.
— Ладно, тебя — министра не спрашиваю, — огрызнулась императрица.
Кузына подобрала слюнявые губы. Елисавета опять ткнула пяткой в лист.
— Читай!
Мавра Егоровна с поспешностью загнусавила:
— «Царица, будучи единственно увеселеньям своим предана, и от часу вяще совершенную омерзелость от дел возимевая…»
— Бери вон то, — сказала Елисавета чуть слышно, — да раздельно читай, да громогласно.
— Слушаю, матушка ваше величество.
И зачитала:
— «Услаждения туалета четырежды или пятью на день повторенное и увеселение в своих внутренних покоях всяким подлым сбродом…»
Тут кузына, набравшись смелости, проглотила вместе с холодной слюной своей несколько горьких шетардиевых слов.
Елисавета незаметно подняла башмак.
— Государыня, ваше величество, — быстро-быстро заговорила служебница раба и кузына, — да можно ль этакую погань читать в огласку?
Елисавета за спиной крутила, вертела и сжимала башмак.
— От одного тухлого яйца, сказано, семеро мужиков разбежалось; а тут, матушка…
Но договорить кузыне не пришлось: башмак, брошенный с силой неженской, угодил метко.
— Вини самою себя, Мавра Егоровна. Кузына с кровью выплюнула два темных передних зуба.
— Ступай вон из кельи, — сказала Елисавета; а подумала: «Не малина, не опадет».
Июньский теплый вечер, переливаясь через полуоткрытые створы окна, колебал лампадные огоньки.
Кузына удалилась, спуская соленую кровь в брюхо большими глотками.
За дверью завыла по зубам.
Императрица, упав лбом в подушку, тоже завыла. Ей казалось, что она несчастна.
Кукарекнул петух, вероятно, страдающий бессонницей.
Ночь обсыпалась звездами, к сожалению, не столь золотыми, как кресты и купола Троицкого монастыря.
В келью влетел майский жук.
Жалостливая государыня поймала его и, подойдя к окну, выпустила в теплую ночь.
— Живи, миленькой.
И легла высокими розовыми грудями на подоконник и запустила пальцы в кучу рыжеватых волос и помыслила: «Ох, изуродовала бабу».
Стала звать:
— Мавра!.. Маврутка!.. Мавра Егоровна!
Зареванная кузына вошла в келью, прикрывая ладонью рот.
— Ты, Мавра Егоровна, не плачь, — сказала ласково Елисавета, — муж все равно любить станет. Уж я его знаю, как свой пяток. Он тебя, мой друг, теперь пуще прежнего любить станет. Я его, Мавра Егоровна, мужа твоего, господина Шувалова, сейчас в сенат посадила.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
В очередном выпуске серии «Polaris» — первое переиздание забытой повести художника, писателя и искусствоведа Д. А. Пахомова (1872–1924) «Первый художник». Не претендуя на научную достоверность, автор на примере приключений смелого охотника, художника и жреца Кремня показывает в ней развитие художественного творчества людей каменного века. Именно искусство, как утверждается в книге, стало движущей силой прогресса, социальной организации и, наконец, религиозных представлений первобытного общества.
Имя русского романиста Евгения Андреевича Салиаса де Турнемир (1840–1908), известного современникам как граф Салиас, было забыто на долгие послеоктябрьские годы. Мастер остросюжетного историко-авантюрного повествования, отразивший в своем творчестве бурный XVIII век, он внес в историческую беллетристику собственное понимание событий. Основанные на неофициальных источниках, на знании семейных архивов и преданий, его произведения – это соприкосновение с подлинной, живой жизнью.Роман «Петербургское действо», окончание которого публикуется в данном томе, раскрывает всю подноготную гвардейского заговора 1762 года, возведшего на престол Екатерину II.
В очередной том данной серии включены два произведения французского романиста Мориса Монтегю, рассказывающие о временах военных походов императора Наполеона I. Роман "Король без трона" повествует о судьбе дофина Франции Луи-Шарля - сына казненного французского короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты, известного под именем Людовика XVII. Роман "Кадеты императрицы" - история молодых офицеров-дворян, прошедших под знаменами Франции долгий и кровавый путь войны. Захватывающее переплетение подлинных исторических событий и подробное, живое описание известных исторических личностей, а также дворцового быта и обычаев того времени делают эти романы привлекательными и сегодня.Содержание:Король без тронаКадеты империатрицы.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…