Его большой день - [99]

Шрифт
Интервал

После этого у ястребиного гнезда всю неделю царил полный покой.

В следующее воскресенье при первых лучах солнца мы снова были на месте.

С первого взгляда на подножие ели мы поняли, что не зря пришли. На хвое и в траве вокруг дерева валялось множество объедков: косточки, клочья шерсти, перья. В гнезде оказались два птенца, покрытые белым пухом. Таким же пухом было выстлано гнездо.



Кончил я приготовления, и Якубец ушел. Можно было начинать «охоту».

Самка клекотала высоко над нами. По небу, словно белые перины, плыли облака. Я все время опасался, что как раз в тот момент, когда нужно будет нажать затвор, солнышко спрячется. Да и ветер был посильнее, чем в прошлый раз, — дерево раскачивал так, что у меня замирало сердце.

Но я терпеливо выжидал подходящую минуту. Наконец через добрых полчаса прилетела ястребиха с растерзанным дроздом в когтях. Как только она сядет на край гнезда, тотчас же щелкнет затвор. Но птица опустилась на соседнее дерево и зорко поглядывала по сторонам. Должно быть заметив какое-то мое неосторожное движение, выпустила дрозда из когтей и снялась с места.



Выругался я в душе, но все-таки ждал. Время шло. Только через час решилась мать вернуться к своим детям. И опять принесла им пищу. Птенцы уже беспокойно вертелись, шейки вытягивали и тихонько попискивали.

«Теперь-то она уж непременно на гнездо сядет», — надеялся я, следя за матерью-ястребихой.

А она все-таки не села! Опустилась на соседнюю ель и огляделась по сторонам. Понимала уже, что откуда-то ей грозит опасность. Заметила она что или нет, только добычу выпустила и крыльями опять взмахнула.

Тут уж я вовсе разозлился. Руки и ноги у меня совсем затекли, начали болеть, ноги даже трястись стали.

Что делать? Ждать еще или слезть?

Решил я было спуститься, да, к счастью, еще помедлил. А что, как она сейчас прилетит и еду птенцам принесет? Ястребята все настойчивее кричали. Что сильнее окажется — страх или крик голодных птенцов?

И я продолжал сидеть. В конце концов уже ног своих не чуял. Рука, которой я держался за ель, совсем одеревенела. Но я все ждал и ждал. Вверх тормашками с дерева слечу или редкий снимок все-таки сделаю!

Ожиданию, казалось, конца не будет. Жду час, другой, может, третий, а то и больше.

А птицы нет как нет!

«Не уморит же она своих детенышей голодом!» — думаю.

Из деревни донесся бой часов. Значит, я торчу на дереве уже добрых три часа с половиной. Три с половиной часа торчать между небом и землей! И все ради одного снимка!

Ругаю себя старым дурнем, а сам все сижу. Даже тогда не спустился, когда ястребиный клекот вовсе стих. Мать о птенцах словно позабыла и улетела куда-то очень далеко.

Силы мои уже были на исходе. Но желание сделать необыкновенный снимок превозмогло все. Сжав зубы, держался я на дереве из последних сил.

Право же, я хорошо сделал, что не отказался от своей затеи, не ушел, выдержав столько времени. Вдруг совершенно бесшумно мать молнией упала на гнездо. Птенцы вырвали из ее когтей добычу, и тут же щелкнул затвор моего аппарата.

Победа! И это чуточку ободрило меня.

Теперь я только и думал, как бы поскорей внизу очутиться. Но это не так-то легко было. Конечности мои прямо омертвели, каждое движение причиняло невероятную боль. Сперва я пошевелил руками, попытался ноги размять. В них словно миллионы мурашей сидели. Наконец кое-как кровообращение наладилось, и я стал медленно спускаться с ветки на ветку. Полагался больше на свои руки. Ноги все еще плохо двигались и ничего не чувствовали. Спуск показался мне бесконечным. Переставлю кое-как ноги с ветки на ветку, передохну и снова осторожно спускаюсь, крепко стиснув зубы. Попробовал было думать о редкой добыче. Какой будет великолепный снимок! Но эти мысли мне плохо помогли.

Дело кое-как подвигалось, пока я перебирался с ветки на ветку. Но когда добрался до гладкого ствола, мне совсем плохо пришлось. В руках совсем сил не осталось. А до земли еще добрых четыре метра! Выдержать! Но руки мне перестали повиноваться. Пальцы разжались, и я плюхнулся на землю, словно гнилая груша. Здорово меня тряхануло, но я даже не почувствовал боли, однако встать не попробовал. Надо было перевести дух. Так Якубец и нашел меня на земле. (Он просто сгорал от любопытства, почему нет меня так долго. В конце концов пришел к гнезду, хотел посоветовать: оставьте, мол, все на месте да домой ступайте.)

За фотоаппаратом Якубец сам на дерево слазил. Мне бы уже никак не взобраться.

…Долго я не хотел глядеть на ястребиное гнездо! Всякий раз вспоминал свои мучения и далеко обходил старую еловую рощу. Но через три недели Якубец прибежал и сообщил, что молодые ястребята уже на краю гнезда сидят. И тут я не усидел дома. Загорелось мне к двум редкостным снимкам третий добавить. Впрочем, дался он мне без особого труда. Молодые ястребы, у которых отросли сильные клювы и острые когтищи, уже как следует оперились, но летать еще не умели. Они только злобно шипели, щелкали клювом, метали глазами молнии. Но тем красивее они получились на снимке.

Дядя Богдан смолк, а я смотрел на него с немым удивлением. Вскоре он встал с места и начал с хрустом в суставах разводить руки. После этой гимнастической разминки он с улыбкой пояснил:


Рекомендуем почитать
Синие горы

Эта книга о людях, покоряющих горы.Отношения дружбы, товарищества, соревнования, заботы о человеке царят в лагере альпинистов. Однако попадаются здесь и себялюбцы, молодые люди с легкомысленным взглядом на жизнь. Их эгоизм и зазнайство ведут к трагическим происшествиям.Суровая красота гор встает со страниц книги и заставляет полюбить их, проникнуться уважением к людям, штурмующим их вершины.


Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.