Егеренок - [33]
— Да тут не один человек шел, вот еще след, а вот еще и уже другие!
Ромка забегал по тропе взад и вперед, как хорошая ищейка, низко пригнувшись к земле. Вот он быстро пошел в сторону старой черемухи, закружился, замер…
— Глядите, да тут целая борьба была!
С этой стороны возле черемухи вся трава была изрыта, кое-где вырвана клоками, а в земле виднелись углубления, от каблуков или копыт — не совсем ясно. Было похоже, что здесь топталось целое стадо. И что удивительно — Ромка и Сергей Иванович пришли к одному выводу — здесь было четыре разных следа: гладкая подошва с едва заметными вмятинками от гвоздей, подошва в рубчиках и елочках, подошва с крупными вмятинами, как от шипов бутсы, и характерный след от резиновой подошвы кирзовых сапог.
— Здесь было четыре человека, но что они тут делали? С лосем боролись?
Для предположения Сергея Ивановича были основания: от черемухи в сторону Линды, в кустарник, пролегала широкая полоса сильно примятой травы и поломанных кустов, как будто тут волокли тяжелый груз. Кое-где на траве клюквой были рассыпаны капли крови.
Ребятишки разбежались по лесу. Ромка вслед за учителем полез в кусты у речки, но оттуда уже вылезал Саня Мизинов: вытаращенные глаза, щеки как мел.
— Там, там… — он показал рукой в кусты.
Сергей Иванович смело пролез в чащобу, через минуту вернулся. Лицо у него странно изменилось.
— Хромов! Беги сейчас же в село, немедленно отыщи Акима Михайловича и доложи ему, что тут произошло.
— А что там? Я хочу посмотреть…
— Хватит болтать! Получил приказ — выполняй!
Ромка припустился по тропе назад, выбрался на дорогу. Мысль о странной находке не давала покоя. Чего Мизинчик испугался? Почему так зло раскричался Сергей Иванович? Тоже испугался? Но чего, чего?
Торопился Ромка напрасно: секретарь сельсовета сказала, что Аким Михайлович уехал в район. И сразу Ромке делать стало нечего. А ребята в лесу, наверное, интересными делами занимаются, может, еще что любопытное нашли.
Ромка побрел по улице куда глаза глядят. Он вспомнил, что сегодня еще не видел Нюшку Мордовцеву. Ну да, ведь ее избил отец и не выпускает из дому. Надо бы поглядеть, может, она вся в бинтах замотана.
Дом Мордовцевых был недалеко. Ромка пробрался к нему задами, через плетень оглядел двор. Там никого не было, только в хлеве женский голос покрикивал на строптивую корову: «Да уймись ты, окаянная! Стой, тебе говорят, холера ты эдакая!»
Ромка опять вышел на главную улицу, осмелился даже пройти мимо Нюшкиных окон, но и тут никого не увидел: окна были задернуты белыми занавесками. Ему стало тоскливо. Ну зачем Нюшка дочь Мордовцева, самого главного браконьера? Пусть бы кто другой был у нее отец, тогда здорово было бы дружить… И чего она живет с ним? Бросила бы его, убежала бы и жила себе самостоятельно. Или в детдом поступила бы, живут же другие. Разве ж это настоящий отец — браконьер? Стыдиться только из-за него…
Ромка приуныл. День прошел так интересно, а заканчивается совсем погано. В ночной дозор на озера еще не скоро, времени — уйма, и не придумаешь, куда его девать. А чего же Сергей Иваныч с ребятишками не идут? Интересно, кто это лосиху у черемухи завалил?
Смеркалось, и обычные деревенские звуки становились громче, отчетливей. Из центра села, от почты, докатывался басовитый голос радиодиктора, где-то далеко-далеко, скорей всего на машинном дворе, застучал трактор.
В соседнем дворе зазвенели тоненькие голоса: малыши играли в прятки — лучше сумеречных часов для этой игры не выберешь.
Дома мать уже подоила корову, заперла в курятнике кур и села за стол в передней читать.
Ромка побродил по двору, подивился на багряно-огненное пламя в окнах дома напротив, на розовую крышу, на светлые облачка у горизонта — заря падала ясная. Во дворе сильней запахло свежим сеном и парным молоком. В странном оранжево-синем воздухе вечера призрачно колыхались тени, и с озер глухо-тоскливо доносились какие-то неземные звуки.
За книгой мать сидела недолго. Она вышла за ворота, зябко поежилась и встревоженно посмотрела вдоль улицы.
— Где это наш отец запропал? Ты его с полдня так и не видел?
Ромка не ответил. Он смотрел влево, за околицу, и дивился: от леса медленно шли люди. Сергей Иваныч, Саня, Венька и еще кто-то четвертый несли носилки из двух жердей. На жердях что-то лежало.
Ромка еще не успел сообразить, почему так тихо и осторожно идут люди, а носилки уже приблизились.
Мать не закричала, не заплакала. Она сорвала с плеч платок, швырнула его в сторону и побежала к носилкам. Ромка понял, кого несут: мать давно ждала этого.
Глава XV
— Мама!
Мать поспешно вошла в палату — отлучалась к медсестре за лекарствами.
— Ариша…
Голос у отца еле слышный. Мать коснулась ладонью отцовского лба.
— Ну вот, ну вот и очнулся, Володя… Ромка, жив ведь отец-то, жив!
Отец обвел взглядом белый потолок, повернул голову — глаза у него мутные, малоподвижные. Ромке стало невыносимо горько. Лицо отца неузнаваемо изменилось: втянутые щеки, острые скулы, под глазами — желто-синюшная кожа. Ромке было жутко смотреть на отца, но нельзя же отвернуться, даже чтобы спрятать слезы. В глаза словно песку насыпали, а во рту — полынный сок.
