Егеренок - [31]
Взъерошенная лайка кинулась в кусты и зарычала. Охотник вынырнул из тумана, бросился за собакой. Но, раздвинув ветки, судорожно дернулся назад: у ручья, уткнувшись головой в осоку и неловко выставив назад локти, лежал человек. На плотно облегавшей спину куртке набухало темно-красное пятно.
Охотник отшатнулся, рванулся прочь от этого места. Лайка, поджав уши, потрусила за ним.
Скупое вечернее солнце низко повисло над Лыковщиной, на листьях черемухи заблестела роса. В дальнем сухом бору трубно заявил о себе пионерский сигнал сбора. Зашевелились птицы в ветвях, метнулся под валежину горностай, хрюкнул в болоте кабан, и повсюду опять заворошилась жизнь.
Глава XIV
— Сергей Иванович, пойдемте на кордон. Малышам поможем, узнаем, не сбежал ли Венька Арбузов.
— А что ж, это дело, — поднимаясь, сказал Аким Михайлович. — Мне-то некогда, а вам что не сходить.
Всю дорогу Ромка дивился красоте и мощи старого соснового бора, через который шла дорога на лесной кордон. Топор лесоруба еще не коснулся этих оранжево-серых колонн, лишь на закрайках болот лесные витязи закорявели от старости и тяжело навалились на молодых своих товарищей, найдя в них последнюю поддержку.
В стороне от дороги стали попадаться небольшие курганы, изрытые лисьими и барсучьими норами.
— Сергей Иванович, это могильники древних, да? — спросила Дуся Струева.
— Да нет, ребята, это не могильники. Тут еще при Петре Первом жгли уголь для кузниц. В кузницах отливались корабельные гвозди да якоря. Поищите хорошенько и найдете формы отливок. Попадаются иногда.
Струева первая бросилась к ближайшему холмику. За ней Саня Мизинов, потом Ромка. Но ни одной отливки не нашли.
— Да бросьте вы, ребята, времени нет! А ну, пошли за мной, я вам еще кое-что покажу.
Сергей Иванович неожиданно свернул с дороги и, продравшись сквозь чащу бересклета, вышел на полянку, окруженную высокоствольными елями. Одна ель была повалена, под опрокинутым корневищем чернела яма. Дно ее было выстлано мхом.
— Привал!
Блаженствуя, Ромка растянулся на сухом оленьем мху. Несмотря на удушливую духоту, чаща леса из края в край перехлестывалась гомоном птичьего разноголосья. Скандалили вороны, трещали сороки, как швейная машинка, стучал дятел, и, затаившись в чаще у болот, плакала кукушка.
— Прошлой осенью, — Сергей Иванович кивнул на яму, — уже снег лег, идем мы этим же лесом, тетеревишек выглядываем. Присели вот тут отдохнуть, закурили. Вдруг снег из-под корневища фонтаном, а сквозь него — морда медвежья! Рявкнул так, мы аж обмерли: какого, дескать, дьявола тут шатаетесь, уснуть не даете? Мы и очнуться не успели, как он весь перед нами на дыбах вымахнул, рыкнул через плечо и в лес.
— Так и не догнали? — ахнула Дуся Струева.
— В этот раз и не подумали, до того растерялись. А потом все же выследили. Как он ни петлял по лесу, прежде чем снова залечь, отыскали мы его с Акимом Михайлычем, уж под Новый год взяли прямо на берлоге. Бо-ольшой был, пудов на пятнадцать. Вот пойдем дальше, покажу вам его метки.
На пути к кордону Сергей Иванович подвел ребят к одной из сосен. На шероховатой красной коре чернели длинные засечки медвежьих когтей.
— А ну, дотянитесь хотя бы до нижней царапины.
Ромка, как ни жилился, вытягиваясь вверх, даже кончиками пальцев не мог дотянуться до первых засечек. Да и Сергей Иванович едва-едва дотянулся.
— Вот такие-то блины, братцы-дозоровцы! — усмехнувшись, заключил учитель и снова вышел на дорогу.
У перекрестка, на границе соснового бора и болотистой низины, был вкопан высокий столб. На нем — вывеска: «Государственный заказник Лыковщина». Вывеска была совсем новая, дожди еще не смыли с нее зеленой краски. Заказник организовался лишь год назад.
А впереди унылое было место: вспученная равнина болот, утыканная частоколом карликовой полуживой сосны. Нагретый душный воздух звенел от комариного стона.
— Вы и не поверите, ребята, — негромко, словно откликаясь своим мыслям, сказал Сергей Иванович, — не поверите, а ведь я помню, как здесь шумели дубы. Я тогда тоже в школе учился. И что случилось? Лежат теперь их пеньки на дне болота, затянуло тиной. Может, потому что вырубили самые могучие дубы, а потом, когда на Линде плотину для электростанции построили, вода всю округу залила, остальные дубы и вымокли. Кто-то ошибся в расчетах, а природа пострадала…
Он немного помолчал и, когда подошли к кордону, показал:
— Вон посмотрите, хороши?
Ромка взглянул на отвоеванную у болота большую поляну: на ней робко приподнялись на цыпочках побеги дубков.
— Одно уходит, другое приходит… Ничего, ребята, настанет время, и зашумят эти дубки вам на радость.
Давным-давно перевалило за полдень, но воздух обдавал людей и деревья сухим жаром. За кордоном взгляду открылась прогалина. И такая она была унылая, так резко отличалась чахлой растительностью от других участков леса, что все невольно остановились.
— Ой, что это? Сосенки-то какие желтые! Пожар был?
Дуся Струева ласково провела, жалея, ладонью по тоненькому стволику сосенки, попыталась выпрямить ее, но напрасно. По всей прогалине сновали полусогнутые фигурки школьников. Они копались в песчаных бороздах, а возле груды выдернутых и сваленных как попало сосенок стоял старичок с бородкой-помазком и горестно вытирал лицо синим платком.
