Джузеппе Гарибальди - [92]

После того как французский экспедиционный корпус был отозван из Рима, чтобы сражаться на Рейне, и особенно после Седанского поражения, когда в Париже 4 сентября была провозглашена Республика, ничто больше не мешало итальянцам войти в Рим. Наполеон III не более чем низложенный государь, к тому же попавший в плен.

Папа лишил Виктора Эммануила II возможности какого бы то ни было компромиссного решения. Он заявил, что окажет вооруженное сопротивление вводу войск генерала Кадорна. 20 сентября 1870 года произошел короткий бой. Итальянская артиллерия пробила брешь в стене Порта Пия. Над куполом собора Святого Петра был поднят белый флаг. Наконец-то Рим присоединен к итальянскому королевству.

2 октября плебисцит ста тридцатью тремя тысячами шестисот восьмидесятые одним голосом (тысяча пятьсот семь против из ста шестидесяти семи тысяч пятисот сорока восьми зарегистрированных) подтвердил желание жителей Рима войти в состав Италии.

Но все это уже без участия Гарибальди.

Он, сражавшийся у стен Рима, он, чьей жене, Аните, эти сражения стоили жизни, непричастен к этой победе, в которой, правда, нечем гордиться. Тем не менее с итальянской стороны было сорок девять убитых, с папской — девятнадцать; пролитая кровь придала этой пародии боя необходимую реальность: прелату — чтобы отныне считаться пленником в Риме, королю — чтобы утверждать, что он свою столицу завоевал.

Гарибальди с горечью воспринял эту смехотворную инсценировку. Ни он, ни Мадзини не вошли в Рим, отныне итальянский; в свое время они сделали все, что могли, может быть, неудачно, чтобы вырвать его из-под власти папы.

Мадзини даже в течение нескольких дней находился под арестом, а затем был лишен права выезда из Флоренции. Что касается Гарибальди, итальянский флот снова блокировал Капрера. Ненужная предосторожность: он ничего не собирается предпринимать, чтобы попасть в Рим.

Но то, как пал Рим, то, как Гарибальди отстранили от участия в этом последнем завершающем этапе объединения Италии, свидетельствуют о том, что его историческая роль завершена. У монархии уже нет нужды привлекать его к участию в своей игре.

Пусть себе сидит на своем острове, как музейный экспонат.

Но не для всех он конченый человек, которому остались только домашние заботы.

Слава его жива в общественном мнении Европы, в сердцах многих людей, прежде всего республиканцев. Он стал символом, легендой, ему приписывают возможности, которых у него нет или больше нет. Его воображают великим полководцем, способным выиграть самое безнадежное сражение. В представлении народа он — антипод королей, императоров и их генералов, своего рода «анти-Наполеон».

Поэтому, когда во Франции после падения империи республиканцы, создавая повсюду комитеты общественного спасения, решили активизировать «Союз национальной обороны» и таким образом изменить характер войны, они, естественно, обратились к герою, спасителю — Гарибальди.

Старые соратники, участники похода «Тысячи» — среди них Бордоне, который был вместе с ним в Сицилии, члены Лионского комитета общественного спасения 15 сентября обратились к нему с призывом, чтобы Гарибальди стал главнокомандующим всех воинских частей, создающихся и собирающихся в долине Соны и Роны, чтобы преградить прусским войскам путь на Юг.

Гарибальди и в самом деле уже предлагал свои услуги правительству национальной обороны.

Было ли это вызвано желанием быть полезным республике и тем самым послужить человечеству? Он выдвигает именно эту причину, и нет оснований сомневаться в его искренности.

Гарибальди воспринял падение Наполеона III как знак: его враг повержен. Нужно помочь народу, который он предал.

Он пишет в своих «Мемуарах»: «Только в начале октября я узнал, что буду принят во Франции, и генерал Бордоне, которому я этим обязан, приехал за мной на Капрера на пароходе «Город Париж», капитаном которого был Кудрэй; на этом судне я прибыл в Марсель 7 октября».

Позже противники Гарибальди представят инициативу Бордоне как результат его личной заинтересованности.

Вполне возможно, что «генерал Бордоне», сражавшийся в 1859-м и в 1860-м, разыгрывал свою собственную карту, почему бы нет? Он станет начальником генерального штаба Гарибальди. Он, как и Криспи в 1860-м, один из тех людей, которые протягивают руку Гарибалди, чтобы тот им помог перейти мостик, ведущий к власти.

Но у них бы ничего не получилось, если бы не его неземная жажда деятельности.

Действовать, чтобы жить. Действовать во имя красоты и величия жеста. Действовать ради верности убеждениям.

Сойдя с трудом с парохода в Марселе, как человек, скованный ревматизмом, старый Гарибальди торжественно скажет республиканцу Эскиросу, префекту Буш дю Рон: «Я пришел, чтобы отдать Франции то, что от меня осталось. — И добавит: — Франция — родина, которую я люблю, и я был слишком несчастен, когда думал, что республиканцы сражаются без меня… Я горжусь тем, что в конце своей жизни буду служить святому делу Республики».

Но он рискует, так как его приезд радует не всех.

Конечно, республиканцы социалистического толка в восторге. «Гарибальди не принадлежит Италии, он принадлежит всему миру», — пишет последователь Прудона Морель.