Джек Лондон: Одиночное плавание - [91]

А с деньгами было напряженно. Не потому, что денег было мало, напротив — их было много: гонорары за лекции, за рассказы и статьи, регулярные (ежемесячная «стипендия») и нерегулярные поступления от Бретта. Но они порождали все новые и новые траты, провоцировали идеи, на что потратить еще не заработанное. Тем более что Лондон (уж таков был характер!) не умел и не хотел ни в чем себя ограничивать. Главной (возможно, и единственной) мотивацией для него было «я так хочу».

Он даже подвел соответствующую «философскую базу»: «…Сильнейший из побудителей на свете — это тот, который выражается словами: так мне хочется. Он лежит за пределами философствования — он вплетен в самое сердце жизни. Пусть, например, разум, опираясь на философию в течение целого месяца, основательно убеждает некоего индивида, что он должен делать то-то и то-то. Индивид в последнюю минуту может сказать “хочу” и сделает что-нибудь совсем не то, чего добивалась философия, и философии придется удалиться посрамленной. Хочу — это причина, почему пьяница пьет, а подвижник носит власяницу; одного она делает развратником, а другого анахоретом; одного заставляет добиваться славы, другого — денег, третьего — любви, четвертого — искать Бога. А философию человек пускает в ход по большей части только для того, чтобы оправдать свое “хочу”».

Приведенные слова взяты из «Путешествия на “Снарке”». Конечно, это — кредо законченного индивидуалиста, каковым и был писатель.

Да и роль Гарун аль-Рашида пришлась ему очень по вкусу — благодетельствовать он любил. Почти сразу по возвращении из турне решил улучшить условия жизни матери, семья которой увеличилась — помимо Ады с ребенком с ней теперь жила и Дженни (немолодая чернокожая кормилица), — купил для них дом в счет будущих гонораров.

Как новая жена относилась к расточительству супруга? Судя по всему, довольно спокойно. Видимо, воспринимала это как часть его натуры. Да и была уверена, что он всё отработает. Основания имелись: гонорары Лондона постоянно росли, к тому времени, когда мисс Киттредж стала миссис Лондон, журналы платили ему уже не меньше 500–600 долларов за рассказ. Очень скоро (через три-четыре года) ставка достигнет рекордной величины — тысячи долларов за рассказ. Столько еще никому и никогда не платили (и еще долго платить не будут)! Включая Киплинга и других «рекордсменов». Но денег Лондону все равно не будет хватать. Слишком много желаний, слишком много «я так хочу!».

Но вот контакты Лондона Чармиан контролировала и немедленно по водворении с ним рядом принялась «освобождать» супруга от лишних, по ее мнению, друзей и приятелей. Делала она это талантливо — ненавязчиво и тактично. Конечно, определенную роль играла обида. Многие из приятелей и приятельниц мужа (да и самой Чармиан, в основном из «Толпы») считали ее «хищницей», разрушившей семью и лишившей детей отца. Не раз говорили ей это в лицо. Пересуды по этому поводу не смолкали. Пытались открыть глаза и «жертве». Кэрри Стерлинг (чьи собственные семейные отношения складывались весьма драматично) направила два многостраничных письма Лондону, в которых пыталась раскрыть истинную сущность его второй жены. Разумеется, это не могло не вызвать раздражения у своенравного писателя. Ответил он резко, попутно весьма нелестно отозвавшись о тех, кто лезет в его личную жизнь.

Вот так, постепенно, из круга общения «извлекались» те, с кем Лондон дружил, с кем общался многие годы.

Особой заботой Чармиан (и тетушки Нинетты, которая претендовала теперь на особое место рядом с ее супругом[206]) были «социалистические» контакты писателя. Вполне буржуазной Чармиан (и еще более буржуазной «тетушке Нетте») социалистические убеждения Лондона были чужды и непонятны. Намерения устранить эти контакты пали на благодатную почву: революционный подъем 1904–1905 годов сменился разочарованием. Еще совсем недавно писатель гордо швырял в лицо обывателям: «Революция идет! Остановите ее, если сможете!» А теперь и сам видел, что ошибался — революция остановилась сама собой, без особенных усилий со стороны капитала. Да и скандалы, сотрясавшие в это время социалистические организации Америки, стимулировали разочарование в единомышленниках[207]. Разочарование это отражено в его «социалистическом» романе «Железная пята»: революция неизбежна, но произойдет она не сегодня или завтра, а только столетия спустя. Играли свою роль и личные мотивы: товарищи-социалисты его критиковали, а он был убежден, что сделал немало для социалистического движения.

Тогда же он писал Джорджу Стерлингу: «Полагаю, что делал и продолжаю делать достаточно много для Революции. Думаю, одни мои лекции перед социалистическими организациями принесли делу не одну сотню долларов, а мои чувства, оскорбленные нападками буржуазной прессы на мою личную жизнь, стоят не дешевле… Усилия, затраченные мною в течение года на поддержку дела социализма, принесли бы мне кучу денег, если бы я употребил это время на создание произведений для рынка».

Тем не менее Джек Лондон не порывал отношений с Социалистической партией, продолжал помогать однопартийцам деньгами, но от публичных выступлений в пользу партии отказывался и, как неодобрительно, однако вполне справедливо писал в своей книге социалист Р. Балтроп: «По всем признакам круг его друзей менялся и становился обычным для преуспевающего писателя — социалисты занимали в нем уже незначительное место; к этому они с Чармиан стремились вполне сознательно»