Джек Лондон: Одиночное плавание - [90]

Рядом с писателем всегда был верный Ман Ён Ги[202]. Так что с питанием и бытом у Лондона, судя по всему, был порядок. Но все равно выдерживать такой ритм, конечно, не просто. Однако ему хорошо платили — 600 долларов в неделю, и ради таких денег можно было потерпеть. Тем более что деньги у него буквально утекали, как мы знаем.

Интересная подробность: чем дальше Джек Лондон продвигался по маршруту своего лекционного турне, тем реже обращался к теме, с которой начал, — к революции. Все чаще он рассказывал слушателям о своих приключениях — в море, на Аляске, о том, как становился писателем, что видел в Корее и даже как сидел в тюрьме и скитался по «Дороге». Последнее, правда, сопровождалось резкими выпадами в адрес мира капитала и проклятых империалистов. Однако общая тенденция выступлений Лондона заметно менялась — далеко не всем слушателям были близки его социалистические убеждения, и он явно учитывал настроения аудитории. Это совсем не означало отказ от убеждений, просто как лектор он становился опытнее, учитывал ожидания тех, кто платил деньги за возможность на него посмотреть и послушать.

Во время турне — 17 ноября — его застало известие о том, что он «свободен». Адвокаты постарались: суд утвердил мировое соглашение между ним и Бесси. Развод состоялся.

В тот же день — без промедления — Лондон телеграфировал Чармиан (та скрывалась неподалеку, у родственников в Айове): он ждет ее в Чикаго 19 ноября. 19-го они встретились и уже в 10.00 утра зарегистрировали свой брак в местном муниципалитете, а потом заверили документ у нотариуса. Ночь они провели вместе, в отеле, а на следующий день Лондон уехал — ему предстояла очередная лекция. На этот раз неподалеку, в Висконсине. Но теперь они могли быть рядом и не прятаться от досужих глаз. Впрочем, «досужие глаза» не дремали. Новость немедленно попала на страницы газет (сначала чикагских, а потом разнеслась по всей стране) — и тут же по таблоидам пошла гулять информация о том, что брак действителен только в штате Иллинойс, а в остальных юридической силы не имеет. На просьбу это прокомментировать Лондон в сердцах ответил вопрошавшему корреспонденту:

«Если наш брак имеет юридическую силу только в Иллинойсе, тогда мы станем “пережениваться” в каждом штате Союза!»[203]

Тем не менее несколько женских клубов, в которых были анонсированы выступления Джека Лондона, отказались встречаться с «аморальным» писателем — уж больно нехороший пример являл он обществу: оставил жену с крошками-детьми, да еще и женился буквально на следующий день после развода! Подняли голову и противники социалистических идей: «вот что на самом деле означает социализм» — «половую распущенность»!

Впрочем, не остались в стороне и «соратники-социалисты». В нескольких газетах появились «открытые письма»: поступок «товарища Лондона» компрометирует американских социалистов — так поступать негоже! Разумеется, писатель был возмущен: какое отношение имеет его личная жизнь к убеждениям?

Казалось бы, чепуха, и говорить здесь не о чем. Но, похоже, эта малость и есть та точка отсчета, с которой начинается отход Лондона от американских социалистов и очень скоро закончится громким «разводом».

Интересная особенность: чем дальше на восток США продвигался писатель, тем больше людей приходило на встречи с ним[204]. Но вместе с тем прием менялся: в университетских центрах (в Гарварде и Йеле) его принимали прохладнее, нежели на Среднем Западе. Университетским интеллектуалам он был явно интереснее как личность, нежели его социалистические убеждения и «камлания» по поводу уже идущей революции — иной раз в аудитории даже слышался смех[205].

Ближе к Рождеству случилась долгожданная пауза: страна отмечала новогодние праздники, а Чармиан и Джек смогли устроить себе «медовый месяц»: из Бостона на пароходе «Адмирал Фаррагут» отправились в круиз к берегам Кубы, а затем к Ямайке. Оттуда — в Ки-Уэст, во Флориду, потом по железной дороге через южные штаты обратно в Нью-Йорк. Теперь они были вместе, и Чармиан довольно подробно рассказала в своей книге о заключительной части лекционного турне, которое закончилось только 3 февраля — в морозной Северной Дакоте. 10 февраля они уже были в Окленде. Там в честь возвращения друга Стерлинг организовал большой прием, сняв для этой цели один из лучших ресторанов города и пригласив массу гостей — в основном из числа участников «Толпы».

Лекционный тур дал Лондону заработать деньги, но помешал работе. Устал он изрядно (подтверждение тому — жестокая простуда, свалившая его немедленно по возвращении) и почти ничего не написал. Действительно, в минувшие месяцы он сочинил всего три или четыре рассказа, и они снова о Севере. Многие литературоведы полагают, что это — вынужденное «творческое отступление» писателя, вызванное денежными затруднениями, и этот самопов-тор его не украшает. Вероятно, они правы. В самом деле, такие тексты, как «Планшетка», «Тропою ложных солнц» (возможно, «Лунноликий»), едва ли можно числить по ведомству шедевров. Но среди них и прославленная «Любовь к жизни» — одна из самых известных новелл Лондона. Так что с «самоповтором» на поверку все выходит не так однозначно.