Дзен футбола - [2]
Иногда тот же вопрос мучает и иностранцев. • Например - японцев. Не умея отличить себя от % корейцев, они безошибочно выделяют нас ере-* ди остальных европейцев. «Над русскими, - го- % ворят японцы, - витает аура страдания». Мо-* жет, поэтому там любят фильмы Германа, не го-* воря уже о Достоевском. I Как все правдоподобное, это вряд ли верно.* Страдают обычно по одиночке, хором проще I смеяться. Да и конкурентов немало у русских бед. I Есть еще коллективное бессознательное, но» я в него не верю. Юнг придумал другое назва- I ние «народной душе», изрядно скомпрометиро- j ванной неумными энтузиастами. Перечисле-» ние, однако, не описывает души. Она неисчер-* паемая, хоть и неповторимая. У государства к» I тому же ее нет вовсе - оно же не бессмертно. I Да и кто, во всяком случае, до Страшного суда, • возьмется клеить ярлыки? Солженицын отка-I зывался называть Брежнева русским. Брежнев» вряд ли считал таковым Щаранского. Но за гра• ницей всех троих объединяло происхождение. j Иноземное окружение проясняет его, как про• явитель пленку. • Масло масляное, - говорю я, сдаваясь эмпи• рике. Жизнь полна необъяснимыми феномена-t ми, и постичь тайну «русского» человека не J проще, чем снежного - неуловимость та же. Ос• тается полагаться на те мелкие детали, что вы• зывают бесспорный резонанс.
Мы уже не пьем до утра, но еще любим си-» деть на кухне. I Мы уже не читаем классиков, но еще остав• ляем это детям. • Мы уже знаем фуа-гра, но еще млеем от лиси• чек. • Мы уже терпим демократию, но еще предпо• читаем всем мерам крайние. • Мы уже не говорим «мы», но еще не терпим» одиночества. • Мы уже не лезем напролом, но еще входим в I лифт первыми. I Мы улсе не любим себя, но еще презираем ос• тальных. Мы уже говорим без акцента, но еще называем чай - «чайком», пиво - «пивком», а» водку - «само собой разумеется». •
Сразу после войны я попал в Сербию. Уро- • вень балканской смури характеризовало и то* обстоятельство, что в Белграде выпускали мои «книги. Больше всего мне понравилась первая -* она вышла на двух алфавитах сразу. То, что о* России, печаталось кириллицей, то, что про» Америку - латиницей. Этот прием достаточно " точно отвечал устройству моей жизни: полови- j на - родным шрифтом, половина - загранич- t ным. i
Встреча с читателями началась с вопросов. «Первым встал диссидент с бородой и ясным i взглядом: j - Есть ли Бог? - спросил он.* Я оглянулся, надеясь, что за спиной стоит* тот, к кому обращаются, но сзади была только* стенка с реалистическим портретом окурка. I - Видите ли, - начал мямлить я.
- Нет, не видим, - твердо сказал спрашива- • ющий, когда мой ответ перевели буквально, -; А вы?» - Почему - я? I - Вам, русским, виднее. j Тут я понял, что влип. •
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЖИВОТНОЕ
®: /"Ч тавя рядом с подписью «Нью-Йорк», я: VJ немного преувеличиваю. Мой адрес зву* чит иначе: Edgewater, Undercliff Avenue. Пере-I водя приблизительно - Набережные Челны,* улица Подгорного. С Манхэттеном нас разделя-I ет миля, даже не морская, а речная: Гудзон. Жи-I вя на его берегу, я слышу голос нью-йоркских I сирен (обычно- полицейских), но соседи глу* хи к их зову. Многие годами не пересекали ре* ку. Наш городок, исчерпывающийся двумя ули-| цами, скалой и набережной, самодостаточен, % как американский футбол, которому на чемпи-«онате мира не грозят соперники. Но с полити-I ческой точки зрения я живу в Древней Греции.* У нас, если верить Аристотелю, идеальный по-I лис. Избирателей здесь как раз столько, чтобы* каждый мог услышать голос оратора - меньше* пяти тысяч. Точнее - 4119. Я знаю наверняка,* ибо только что вернулся с выборов. На них ре* шалея вопрос, задевавший, в отличие от войны
и мира, всех горожан: пускать ли паром, обеща- I ющий нам объединяющие - или удушающие -* узы с Нью-Йорком.
Дилемму, которую мирным путем мы не смог- J ли разрешить даже с женой, пришлось оставить • демократии. Она принесла свои плоды - к ур- t нам пришло вдвое больше, чем обычно: 15% из- j бирателей, 607 человек. I
Собственно, я их всех знаю. Это счастливое I племя пенсионеров. Лишившись своих дел, они • с азартом занимаются общими, отрываясь ради «них от лото, йоги и бальных танцев. Поскольку • остальным недосуг, демократия, приобретая* еще более архаические черты, вручает власть в I усталые руки старейшин.;
В Америке, как и всюду, трудно найти чело- I века, который любит свое правительство, тем* более что никто и не признает его своим. Еще* труднее найти тех, кто отказался бы от права I выбирать себе власти. Но и тех, кто им пользу-» ется, не встретишь на каждом шагу. I
Американцы любят демократию настолько, J чтобы за нее умирать, настолько, чтобы за нее • убивать, но не настолько, чтобы ею всегда I пользоваться. Победив, демократия почивает* на лаврах, как спящая красавица. Но сон не «смерть, скорее, ее противоположность. Во сне «мы обладаем истинной полнотой бытия, пото- • I му что его не тратим. Бездействие - залог це* лостности, как золотой запас. Мирно покоясь* под замком, он обеспечивает стоимость мираж-I ных денег. Нам, как скупому рыцарю, достаточ-«но знать, что сундуки полны. Потенциальная I власть сильней всякой: ею не пользуются по на-; значению. Она не средство, не цель, а условие» и того, и другого. • Примерно то же можно сказать о свободе, • хотя когда ее не было, я знал о ней куда боль-I ше. Правду можно сказать только об обществе, I которое ее скрывает, о свободе узнаешь в нево• ле, да и то - немного. I Выросшее на самиздате поколение думало,» что мечтает о свободе слова. На самом деле ему* (нам) нужна была свобода запрещенного слова. I Каким бы оно ни было. Бродский верил, что» жизнь изменится, когда Россия прочтет «ЧевенI гур». Она изменилась, когда напечатали «Шес; терки умирают первыми». В конце концов, желI тая пресса - самая свободная в мире, она своJ бодна даже от разума. Нужно еще удивляться, • что иногда он находит себе дорогу в пустырях,* заросших сплетнями о Пугачевой. I Дефицит обостряет чувства, как голод - ап-I петит. В сытой Америке об этом не помнят.; Чтобы освежить соблазн свободы, здесь надо» ляпнуть что-то серьезное, скажем - о неграх.
Александр Генис ("Довлатов и окрестности", "Обратный адрес", "Камасутра книжника") обратился к новому жанру – календарь, или "святцы культуры". Дни рождения любимых писателей, художников, режиссеров, а также радио, интернета и айфона он считает личными праздниками и вставляет в список как общепринятых, так и причудливых торжеств. Генис не соревнуется с "Википедией" и тщательно избегает тривиального, предлагая читателю беглую, но оригинальную мысль, неожиданную метафору, незамусоленную шутку, вскрывающее суть определение.
В новую книгу известного писателя, мастера нон-фикшн Александра Гениса вошли филологический роман «Довлатов и окрестности» и вдвое расширенный сборник литературных портретов «Частный случай». «Довлатов и окрестности» – не только увлекательное повествование о его главном герое Сергее Довлатове (друге и коллеге автора), но и оригинальный манифест новой словесности, примером которой стала эта книга. «Частный случай» собрал камерные образцы филологической прозы, названной Генисом «фотографией души, расположенной между телом и текстом».
«Русская кухня в изгнании» — сборник очерков и эссе на гастрономические темы, написанный Петром Вайлем и Александром Генисом в Нью-Йорке в середине 1980-х., — это ни в коем случае не поваренная книга, хотя практически каждая из ее глав увенчана простым, но изящным и колоритным кулинарным рецептом. Перед нами — настоящий, проверенный временем и собравший огромную армию почитателей литературный памятник истории и культуры. Монумент целой цивилизации, сначала сложившейся на далеких берегах благодаря усилиям «третьей волны» русской эмиграции, а потом удивительно органично влившейся в мир и строй, что народился в новой России.Вайль и Генис снова и снова поражают читателя точностью наблюдений и блестящей эрудицией.
“Птичий рынок” – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров “Москва: место встречи” и “В Питере жить”: тридцать семь авторов под одной обложкой. Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова.
Новая книга Александра Гениса не похожа на предыдущие. Литературы в ней меньше, жизни больше, а юмора столько же. «Обратный адрес» – это одиссея по архипелагу памяти. На каждом острове (Луганск, Киев, Рязань, Рига, Париж, Нью-Йорк и вся Русская Америка) нас ждут предки, друзья и кумиры автора. Среди них – Петр Вайль и Сергей Довлатов, Алексей Герман и Андрей Битов, Синявский и Бахчанян, Бродский и Барышников, Толстая и Сорокин, Хвостенко и Гребенщиков, Неизвестный и Шемякин, Акунин и Чхартишвили, Комар и Меламид, «Новый американец» и радио «Свобода».
Когда вещь становится привычной, как конфетный фантик, мы перестаем ее замечать, не видим необходимости над ней задумываться, даже если она – произведение искусства. «Утро в сосновом бору», «Грачи прилетели», «Явление Христа народу» – эти и другие полотна давно превратились в незыблемые вехи русской культуры, так что скользящий по ним глаз мало что отмечает, помимо их незыблемости. Как известно, Александр Генис пишет только о том, что любит. И под его взглядом, полным любви и внимания, эти знаменитые-безвестные картины вновь оживают, превращаясь в истории – далекие от хрестоматийных штампов, неожиданные, забавные и пронзительные.Александр Генис – журналист, писатель и культуролог.
Книга Евгения Мороза посвящена исследованию секса и эротики в повседневной жизни людей Древней Руси. Автор рассматривает обширный и разнообразный материал: епитимийники, берестяные грамоты, граффити, фольклорные и литературные тексты, записки иностранцев о России. Предложена новая интерпретация ряда фольклорных и литературных произведений.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.